А. Кузнецов: «Оправдание Засулич происходило как будто в каком-то ужасном кошмарном сне, никто не мог понять, как могло состояться в зале суда самодержавной империи такое страшное глумление над государственными высшими слугами и столь наглое торжество крамолы», — так о процессе над Верой Засулич писал князь Мещерский. Но об общественной реакции мы поговорим позже, а пока вспомним предысторию.
В декабре 1876 года на площади перед Казанским собором состоялась манифестация, организованная членами революционной организации «Земля и воля». Демонстрация эта закончилась столкновениями с полицией. В результате было арестовано свыше 30 человек, пятеро из которых были приговорены к большим срокам каторжных работ, десять — к ссылке в Сибирь, а трое заточены в монастырь.
Впечатленная историей с Боголюбовым, Засулич решилась на отчаянный шаг
Среди осужденных к каторжным работам оказался и народник Алексей Степанович Боголюбов (настоящее имя — Архип Петрович Емельянов), которого летом 1877 года градоначальник Петербурга Федор Федорович Трепов приказал высечь розгами.
В. Бойко: Прежде чем мы перейдем к этому инциденту, хотелось бы узнать, что из себя представлял генерал Трепов?
А. Кузнецов: Федор Федорович Трепов, выражаясь современным языком, был силовиком до мозга костей. В 1830 году он оставил гражданскую службу и определился рядовым в Новгородский кирасирский полк. Участвовал в подавлении польского восстания 1830 — 1831 годов, затем в чине полковника служил командиром жандармского полка, располагавшегося в Киеве, а в конце 1860 года был назначен обер-полицмейстером в Варшаву.
В. Бойко: Интересная фигура.
А. Кузнецов: Еще какая! В 1866 году после выстрела Дмитрия Каракозова Трепов был назначен Санкт-Петербургским обер-полицмейстером, а с апреля 1873 года занял должность градоначальника.
Генерал Федор Федорович Трепов. Петербург, 1874 год
Возвращаясь к событиям 1877 года. Незадолго до покушения во время посещения одной из петербургских тюрем Трепов имел несчастье дважды столкнуться с Боголюбовым. Сначала он зашел во дворик, где гуляли заключенные, и увидел, как Боголюбов беседует с еще одним арестантом. Трепов тут же начал кричать, что заключенным, находящимся под следствием, нельзя общаться друг с другом. На что Боголюбов, видимо, вполне почтительно ответил, что по его делу приговор уже вынесен, поэтому он может разговаривать с другими узниками.
Сначала Трепов это проглотил, но спустя некоторое время опять вернулся во двор. И снова ему на глаза попался Боголюбов. В этот раз градоначальник стал возмущаться, почему заключенный не снял перед ним шапку. Боголюбов стал парировать. Трепов, махнув рукой (свидетелям даже показалось, что он ударил Боголюбова), не нашел ничего лучшего как приказать высечь арестанта.
В. Бойко: Тем самым нарушив закон.
А. Кузнецов: Да. К тому времени наказание розгами, да и вообще телесные наказания были уже лет пятнадцать как отменены. В конечном итоге этот инцидент вызвал в Петербурге большой резонанс: бунтовали заключенные, позорная экзекуция получила широкую огласку в прессе. В разных местах народники принялись готовить покушения на Трепова, чтобы отомстить за своего товарища.
Были слухи, будто Засулич — любовница Боголюбова и ее покушение — месть
Утром 24 января 1878 года Засулич пришла на прием к Трепову в здание Управления петербургского градоначальства и выстрелила ему из пистолета в область таза, тяжело ранив. Террористку немедленно арестовали, установили имя. По картотеке описаний в департаменте полиции проходила некая Вера Засулич, дочь обедневшего польского дворянина Ивана Петровича Засулича, ранее привлекавшаяся по делу Нечаева.
В. Бойко: То есть к тому времени Засулич была хорошо известна не только в народнической среде, но и в полиции?
А. Кузнецов: Да. Кстати, в высших слоях общества будут ходить слухи, будто Засулич была любовницей Боголюбова. На самом деле они даже не были знакомы.
В. Бойко: На суде, насколько мне известно, Засулич признала, что стреляла в Трепова.
А. Кузнецов: Да. И это, видимо, создало у организаторов процесса (министра юстиции графа Палена, петербургского прокурора Лопухина) иллюзию того, что дело настолько ясное, что его можно поручить суду присяжных. Потом, конечно, и Пален, и Лопухин поймут, что поступили легкомысленно, но процесс был уже запущен.
Кстати, верный столп самодержавия Константин Петрович Победоносцев еще до рассмотрения дела в суде писал: «Идти на суд присяжных с таким делом, в такую минуту, посреди такого общества, как петербургское, — это не шуточное дело».
Покушение Веры Засулич на петербургского градоначальника Федора Трепова. Рисунок Le Monde illustré, 1878 год
В. Бойко: «Факт покушения (событие преступления) был доказан, было несомненно установлено и то, что стреляла в потерпевшего именно подсудимая. Она не только не отрицала этого, но и с гордостью подтверждала факт преступного деяния. Почему же присяжные оправдали В. И. Засулич, а точнее — признали ее невиновной?»
Это выдержка из публикации Александра Бастрыкина «Суд присяжных в России: мечты и реальность», в которой, на мой взгляд, содержится главный вопрос.
А. Кузнецов: Совершенно верно. И он в конечном итоге выводит нас на разговор о том, что из себя представлял суд присяжных. Идея суда заключалась в том, что любое дело делилось на две стороны: факта и юридической оценки. Задача присяжных — дать заключение по фактам, то есть ответить на вопросы: «Было ли преступление?», «Виновен ли подсудимый?», «Если да, то в какой степени?». Задача суда — дать юридическую квалификацию и вынести приговор.
В деле Засулич получилось так, что присяжные взяли на себя не вопросы факта, а вопросы нравственной оценки. Почему так произошло? Не любили Трепова в Петербурге, обвиняли его в продажности, в подавлении городского самоуправления и так далее.
Кстати, (и это вторая ошибка организаторов процесса) прокурор Константин Иванович Кессель почему-то (загадка!) не воспользовался своим правом отвода присяжных. Из 29 кандидатур и защитник, и обвинитель имели право отвести шестерых. Но Кессель отказался, облегчив тем самым положение адвоката. Закон гласил, что если одна сторона не отводит присяжных целиком или частично, то право на отвод (не только «своих», но и остальных присяжных) предоставляется другой стороне.
В результате из 29 кандидатур защитник отвел 11 человек, преимущественно купцов. Таким образом, осталось 18 присяжных заседателей.
В. Бойко: Почему купцов?
А. Кузнецов: Как ни странно, но в данной ситуации купцы — наиболее зависимые от полиции люди. А вот чиновники, преимущественно мелкие, — дело другое. В состав присяжных их вошло 9 человек. Кто еще? 1 дворянин, 1 купец, 1 свободный художник. Старшиной присяжных был избран надворный советник.
В. Бойко: То есть суд присяжных изначально относился к подсудимой с некой долей симпатии?
Сочувствующих Трепову было мало, большинство радовалось покушению
А. Кузнецов: Да. Ну и, конечно, состоялся звездный час двух великих юристов: Анатолия Федоровича Кони, который в самый день покушения Засулич на Трепова вступил в должность председателя Петербургского окружного суда, и Петра Акимовича Александрова.
Последний совершенно не соответствовал уже сложившемуся типажу преуспевающего адвоката. Нервный, желчный, болезненно худощавый, с неулыбчивым лицом… Да и теми великолепными актерскими данными, которые были, скажем, у Федора Никифоровича Плевако, Александров не обладал. Его голос не был бархатистым баритоном, завораживающим присяжных… Но это был человек неумолимой логики, нравственной позиции, умеющий понять, на каких именно струнах в том или ином деле следует играть.
В. Бойко: Как раз про струны… Насколько мне известно, итоговую речь Александрова до сих пор изучают в юридических институтах.
А. Кузнецов: Я бы изучал ее не только как образец адвокатской речи, но и как образец неудачно выстроенного обвинения. Причем Кессель здесь, видимо, не был виноват. Складывается впечатление, что это чисто политическое решение, принятое на самом верху. Почему-то из процесса было решено убирать вообще всю политику. Обычное бытовое дело. Кстати, Кони в своих мемуарах тоже этому удивляется: до этого власть выпячивала любую возможность, а тут на тебе!
В. Бойко: «В первый раз является здесь женщина, для которой в преступлении не было личных интересов, личной мести, — женщина, которая, со своим преступлением связала борьбу за идею, во имя того, кто был ей только собратом по несчастью всей ее молодой жизни. Если этот момент проступка окажется менее тяжелым на весах общественной правды, если для блага общего, для торжества закона, для общественности нужно призвать кару законную, тогда — да совершится ваше карающее правосудие! Не задумывайтесь!..
Да, она может выйти отсюда осужденной, но она не выйдет опозоренною, и останется только пожелать, чтобы не повторялись причины, производящие подобные преступления, порождающие подобных преступников…».
Это выдержки из той самой речи Александрова в защиту Засулич.
А. Кузнецов: А вот из напутствия Кони присяжным: «Вы произнесете решительное и окончательное слово по этому важному, без сомнения, делу. Вы произнесете это слово по убеждению вашему, глубокому, основанному на всем, что вы видели и слышали, и ничем не стесняемому, кроме голоса вашей совести.
Если вы признаете подсудимую виновною по первому или по всем трем вопросам, то вы можете признать ее заслуживающею снисхождения по обстоятельствам дела. Эти обстоятельства вы можете понимать в широком смысле. К ним относится все то, что обрисовывает перед вами личность виновного… Обсуждая основания для снисхождения, вы припомните раскрытую перед вами жизнь Засулич. Быть может, ее скорбная, скитальческая молодость объяснит вам ту накопившуюся в ней горечь, которая сделала ее менее спокойною, более впечатлительною и более болезненною по отношению к окружающей жизни, и вы найдете основания для снисхождения».
В. Бойко: То есть Кони абсолютно в рамках закона подбросил присяжным возможность оправдать Засулич?
А. Кузнецов: Нет. Он был уверен, что приговор будет обвинительный, однако считал, что подсудимая заслуживает снисхождения.
Анатолий Федорович Кони. Портрет работы Ильи Репина, 1898 год
И здесь я опять хочу процитировать Анатолия Федоровича Кони, который описывает реакцию людей на оправдательный приговор Засулич: «Крики несдержанной радости, истерические рыдания, отчаянные аплодисменты, топот ног, возгласы: «Браво! Ура! Молодцы! Вера! Верочка! Верочка!» — все слилось в один треск, и стон, и вопль. Многие крестились; в верхнем, более демократическом, отделении для публики обнимались; даже в местах за судьями усерднейшим образом хлопали…
Один особенно усердствовал над самым моим ухом. Я оглянулся. Помощник генерал-фельдцейхмейстера граф А. А. Баранцов, раскрасневшийся седой толстяк, с азартом бил в ладони. Встретив мой взгляд, он остановился, сконфуженно улыбнулся, но едва я отвернулся, снова принялся хлопать…».
В. Бойко: Какой слог!
А. Кузнецов: А атмосфера? Торжество справедливости, которую в суде так ждет русский человек.
Благодаря выступлению адвоката, суд присяжных оправдал Засулич
В. Бойко: Ну и несколько слов о дальнейшей судьбе основных участников процесса. С Кони все понятно: он испытывал серьезное давление после суда, но не сдавался.
А. Кузнецов: Да. После процесса ему будут очень активно намекать, чтобы он подавал в отставку. Сместить его было нельзя — судьи не сменяемы.
В. Бойко: Засулич эмигрирует.
А. Кузнецов: Да. На следующий день после освобождения приговор был опротестован, и полиция издала приказ о поимке Засулич, но она успела скрыться и вскоре была переправлена в Швецию.
В. Бойко: Кессель и Александров?
А. Кузнецов: Александров, к сожалению, в 1893 году умрет от бронхиальной астмы.
Что касается Кесселя, то он будет продолжать карьеру по прокурорскому ведомству, но особых успехов не добьется.
В. Бойко: Инициаторы процесса?
А. Кузнецов: Министр юстиции граф Пален будет отставлен с формулировкой «за недостаточное внимание к процессу Веры Засулич». Когда Александр III взойдет на престол, то одним из первых его мероприятий станет изменение судебных уставов. Впоследствии все политические процессы будут проходить без участия присяжных.
Россия (СССР)
Русская революционерка.
В 1869 году была впервые арестована за переписку с С.Г. Нечаевым , находившимся за границей.
С 1875 года жила под надзором полиции, увлекалась анархическим учением М.А. Бакунина , вошла в кружок «Южные бунтари», ставившего задачу поднять крестьянское восстание на Украине.
«Независимость в поведении, самостоятельность в мысли выделяли Веру из числа её сверстников, потянувшихся к культуре, к делу освобождения и революционного просвещения народа. В отличие от них, готовых инертно и послушно впитывать все, что предложат самодеятельные руководители групп, Вера пришла с выработавшейся уже образовательной программой и своеобразной методикой саморазвития. Обладавшая неплохим литературным слогом, много лет спустя она сама обрисовала свою учебную «хитрость». В одном из кружков собрались на воскресные занятия, руководитель спросил присутствующих, может ли кто предложить круг произведений, достойных коллективного изучения и обсуждения. Все молчали...
«... Я начала тогда называть достойные, по-моему, прочтения «Исторические письма» Миртова, печатавшиеся тогда в «Неделе», Милля с примечаниями Чернышевского , которого я в это время читала по вечерам, придя с работы. Пыталась я его читать ещё в пансионе, но тогда дело шло очень плохо - книга и тогда казалась мне понятной, но недостаточно интересной. Теперь я читала его так, как когда-то уроки учила: прочту главу и расскажу самой себе её содержание. Под конец, читая Милля, я начала иногда угадывать заранее, что именно возразит на то или иное место Чернышевский, и, когда удавалось, была очень довольна».
Вера придумала для себя своеобразное «ролевое» обучение. Скучного Милля она читала как бы глазами пылающего Чернышевского, воспринимала известного логика от имени не менее известного революционера. Унылый однообразный стиль публикаций оживал, загорался - его освещал темперамент дискуссии, он становился частью диалога. Познание приобретало драматургию».
Князева М.Л., Ключ к самосозиданию, М., «Молодая гвардия», 1990 г., с. 25.
В 1877 году Вера Засулич дважды стреляет из револьвера в Петербуржского генерала-губернатора Ф.Ф. Трепова, приказавшего подвергнуть телесному наказанию политического каторжанина Боголюбова (А.С. Емельянова) за отказ последнего при встрече с ним снять шапку...
Суд присяжных (председатель суда - А.Ф. Кони ) вынес Вере Засулич оправдательный приговор. На следующий день после освобождения, приговор был опротестован, но В.И. Засулич успела скрыться на конспиративной квартире и вскоре была переправлена в Швецию.
В 1879 году она тайно вернулась в Россию и примкнула к группе сторонников идей Г.В. Плеханова . Позже В.И. Засулич принимает участие в создании первой в России марксистской организации - группы «Освобождение Труда», переводит труды Карла Маркса и Фридриха Энгельса , ведёт с ними переписку и становится членом редакции революционной газеты «Искра».
В частности, Вера Засулич запросила мнение Карла Маркса
о перспективе социалистической революции в России.
«Маркс садится за ответ. Пишет первый вариант ответа, второй, третий - и все их перечёркивает, отделываясь маленькой запиской.
Впервые эти так называемые конспекты письма Маркса к Вере Засулич были опубликованы в 1924 году. До этого они хранились в архиве Каутского.
Ленин
их не
читал.
Но из них становится ясно, насколько изменилось представление Маркса о ходе мировой истории в новейшую эпоху.
Восток как бы ломал все прогнозы и предсказания.
Что же касается России, то Маркс
советовал русским социалистам дождаться победы социалистической революции на Западе, чтобы затем, встав в хвост Европе, перейти к социализму на базе собственного общинного земледелия, то есть минуя капитализм. Согласно такому пожеланию Россия и после победы социалистической революции в мировом масштабе должна остаться аграрной страной, мировой деревней, передоверив функцию мирового города промышленно развитому Западу.
В другом месте Маркс писал, что революция, если даже она произойдёт в России, может быть только крестьянской и, следовательно, далёкой от всякой демократии. Настанет русский 1793 год, - предупреждал он, - господство террора этих полуазиатских крепостных будет невиданным в истории.
В том же духе высказывался и Энгельс .
В конце 1890-х годов в одном из писем к русскому корреспонденту он писал, что переворот в отсталой стране с многочисленным крестьянским населением может быть осуществлен «ценой страшных страданий и потрясений».
Межуев В.М., История, цивилизация, культура: опыт философского истолкования, СПб, СПбГУП, 2011 г., с. 263-264.
Октябрьскую революцию 1917 года В.И. Засулич считала контрреволюционным переворотом, прервавшим нормальное развитие буржуазно-демократической революции, так оценивая ситуацию: «Социал-демократия не желает допустить к власти либералов, полагая, что единственный революционный хороший класс – это пролетариат, а остальные – предатели…»
В статье «Слова не убить» она писала: «Неустанной борьбой русские люди докажут - самим себе докажут, а это очень важно, - что, кроме деспотов и рабов, в России есть граждане, много граждан, дорожащих достоинством и честью своей страны, её свободой - больше, чем своим личным спокойствием, повседневным благополучием. В частности, свободу печати только так и можно защищать, как она теперь защищается. Несмотря на все закрытия, снова и снова возрождаются газеты и неустанно обличают всю ложь и злодейства нового деспотизма. Я думаю, что Ленину и К° скоро надоест так закрывать газеты, чтобы через день-другой они снова появлялись под другим именем. Он будет - и уже начинает - придумывать другие способы. Но другие способы должны изобретать и газеты, хотя бы пришлось в конце концов дойти и до подполья. Около них должны создаваться целые фаланги пособников и укрывателей, не пренебрегающих никакой работой. В России, прожившей 7 месяцев на полной свободе, свободное слово не будет убито, и Ленину и Бонч-Бруевичу его не доконать».
Блюм А.В., От неолита до Главлита. Достопамятные и занимательные эпизоды из истории российской цензуры от Петра Великого до наших дней. Собраны по архивным и литературным источникам, СПб, «Искусство России», 2009 г., с. 88.
Новости
С 20 января 2019 года начинается VII-й
сезон воскресных online-лекций И.Л. Викентьева
в 19:59 (мск) о творчестве, креативе и новым разработкам по ТРИЗ.
По многочисленным просьбам иногородних Читателей портала сайт, с осени-2014 еженедельно идёт Internet-трансляция бесплатных
лекций И.Л. Викентьева
о Т
ворческих личностях / коллективах и современных методиках креатива.
Параметры online-лекций:
1) В основе лекций - крупнейшая в Европе база данных по технологиям творчества, содержащая уже более 58 000 материалов;
2) Данная база данных собиралась в течение 40 лет и легла в основу портала сайт;
3) Для пополнения базы данных портала сайт, И.Л. Викентьев ежедневно прорабатывает 5-7 кг (килограммов) научных книг;
4) Примерно 30-40% времени online-лекций будут составлять ответы на вопросы, заданные Слушателями при регистрации;
5) Материал лекций НЕ содержит каких-либо мистических и/или религиозных подходов, попыток что-то продать Слушателям и т.п. ерунды.
6) С частью видеозаписей online-лекций можно ознакомиться на .
Дело Веры Засулич, наверное, является самым известным из всех дел, рассмотренных судом присяжных в России. Оно стало классическим с момента оправдания В. И. Засулич, продемонстрировав практически полную независимость суда присяжных от самодержавия.
Превосходная речь П. А. Александрова и мудрое наставление присяжным заседателям, произнесенное председательствующим А. Ф. Кони, стали эталоном русского судебного красноречия.
Фабула дела достаточно проста и широко известна, чтобы на ней останавливаться подробно. Bepa Засулич обвинялась в том, что 24 января 1878 года выстрелом из пистолета тяжело ранила петербургского градоначальника генерал-адъютанта Ф. Ф. Трепова. B обвинительном акте ее действия квалифицировались как покушение на убийство с заранее обдуманным намерением, т. e. как общеуголовное, а не политическое преступление. Хотя по существу это был террористический акт. Bepa Засулич рассматривала его как возмездие за превышение Ф. Ф. Треповым своей власти лично и как протест против произвола, творящегося в стране. B июле 1877 года Трепов приказал высечь политического заключенного Боголюбова (настоящее имя - А. С. Емельянов), что вызвало волнение в доме предварительного заключения и возмущение всей революционно настроенной молодежи России. B речи П. А. Александрова подробно анализируются судьба и нравственный облик подсудимой, но ничего не сказано о потерпевшем, который тоже был достаточно колоритной фигурой в своем роде. Ф. Ф. Трепов - внебрачный сын Николая I- был истый служака и уже не в первый раз страдал от руки революционеров. B 1860 году он был ранен камнем в голову во время разгона демонстрации в Варшаве, где служил обер-полицеймейстером. Позже, уже в должности начальника округа корпуса жандармов, получил ранение топором в голову.
Дело рассматривалось Петербургским окружным судом 31 марта 1878 года. Обвинение поддерживал товарищ прокурора К. И. Кессель. Об этом деле остались подробные воспоминания А. Ф. Кони.
Речь присяжного поверенного П. ▲. Александрова в защиту Засулич
Господа присяжные заседатели! Я выслушал благородную, сдержанную речь товарища прокурора, и со многим из того, что сказано им, я совершенно согласен; мы расходимся лишь в весьма немногом, но тем не менее задача моя после речи господина прокурора не оказалась облегченной. He в фактах настоящего дела, не в сложности их лежит его трудность; дело это просто по своим обстоятельствам, до того просто, что, если ограничиться одним только событием 24 января, тогда почти и рассуждать не придется. Кто станет отрицать, что самоуправное убийство есть преступление; кто будет отрицать то, что утверждает подсудимая, что тяжело поднимать руку для самоуправной расправы? Bce это истины, против которых нельзя спорить, но дело в том, что событие 24 января не может быть рассматриваемо отдельно от другого случая: оно так связуется, так переплетается с фактом, совершившимся в доме предварительного заключения 13 июля, что если непонятным будет смысл покушения, произведенного В. Засулич на жизнь генерал-адъютанта Трепова, то его можно уяснить только сопоставляя это покушение с теми мотивами, начало которых положено было происшествием в доме предварительного заключения. B [таком] сопоставлении, собственно говоря, не было бы ничего трудного; очень нередко разбирается не только [само] преступление, но и тот факт, который дал мотив этому преступлению. Ho в настоящем деле эта связь до некоторой степени усложняется, и разъяснение ее затрудняется. B самом деле, нет сомнения, что распоряжение генерал-адъютанта Трепова было должностное распоряжение. Ho должностное лицо мы теперь не судим, и генерал-адъютант Трепов является в настоящее время не в качестве подсудимого долж-
В. И. Засулич.
постного лица, а в качестве свидетеля, лица, потерпевшего от преступления. Кроме того, чувство приличия, которое мы не решились бы переступить в защите нашей и которое не может не внушить нам известной сдержанности относительно генерал-адъютанта Трепова как лица, потерпевшего от преступления. Я очень хорошо понимаю, что не могу касаться действий должностного лица и обсуждать их так, как они обсуждаются, когда это должностное лицо предстоит в качестве подсудимого. Ho из того затруднительного положения, в котором находится защита в этом деле, можно, мне кажется, выйти следующим образом. Всякое должностное, начальствующее лицо представляется мне в виде двуликого Януса, поставленного в храме на горе: одна сторона этого Януса обращена к закону, к начальству, к суду, она ими освещается и обсуждается, обсуждение здесь полное, веское, правдивое; другая сторона обращена к нам, простым смертным, стоящим в притворе храма, под горой. Ha эту сторону мы смотрим, и она бывает не всегда одинаково освещена для нас. Мы к ней подходим иногда только с простым фонарем, с гро- шѳвой свечкой, с тусклой лампой, многое для нас темно, многое наводит нас на такие суждения, которые не согласуются со взглядами начальства, суда на те же действия должностного лица. Ho мы живем в этих, может быть, иногда и ошибочных мнениях, на основании их мы питаем те или другие чувства к должностному лицу, порицаем его или славословим его, любим или остаемся к нему равнодушны и радуемся, если находим распоряжения вполне справедливыми. Когда действия должностного лица становятся мотивами для наших действий, за которые мы судимся и должны нести ответственность, тогда важно иметь в виду не только то, правильны или неправильны действия должностного лица с точки зрения закона, а как мы сами смотрели на них. He суждения закона о должностном действии, а наши воззрения на него должны быть приняты как обстоятельства, обусловливающие степень нашей ответственности. Пусть эти воззрения будут и неправильны - они ведь имеют значение не для суда над должностным лицом, а для суда над нашими поступками, соображенными с теми или другими руководившими нами понятиями. Чтобы вполне судить о мотиве наших поступков, надо знать, как эти мотивы отразились в наших понятиях. Таким образом, в моем суждении о событии 13 июля не будет обсуждения действий должностного лица, а только разъяснение того, как отразилось это действие на уме и убеждениях Веры Засулич. Оставаясь в этих пределах, я, полагаю, не буду судьей действий должностного лица и затем надеюсь, что в этих пределах мне будет дана необходимая законная свобода слова и вместе с тем будет оказано снисхождение, если я с некоторой подробностью остановлюсь на таких обстоятельствах, которые с первого взгляда могут и не казаться прямо относящимися к делу. Являясь защитником В. Засулич, по ее собственному избранию, выслушав от нее в моих беседах с ней многое, что она находила нужным передать мне, я невольно впадаю в опасение не быть полным выразителем ее мнения и упустить что-либо, что, по взгляду самой подсудимой, может иметь значение для ее дела.
Я мог бы начать прямо со случая 13 июля, но нужно прежде исследовать почву, которая обусловила связь между 13 июля и 24 января. Эта связь лежит во всем прошедшем, во всей жизни Веры Засулич. Рассмотреть эту жизнь весьма поучительно; поучительно рассмотреть ее не только для интересов настоящего дела, не только для того, чтобы определить, в какой степени ви- повна В. Засулич, но ее прошедшее поучительно и для извлечения из него других материалов, нужных и полезных для разрешения таких вопросов, которые выходят из пределов суда: для изучения той почвы, которая у нас нередко производит преступления и преступников. Вам сообщены уже о В. Засулич некоторые биографические данные; онй не длинны, и мне придется остановиться только на некоторых из них.
Вы помните, что семнадцати лет, после окончания образования в одном из московских пансионов, после того, как она выдержала с отличием экзамен на звание домашней учительницы, она вернулась в дом матери. Старуха мать ее живет здесь, в Петербурге. B небольшой сравнительно промежуток времени семнадцатилетняя девушка имела случай познакомиться с Нечаевым и его сестрой. Познакомилась она с ней совершенно случайно, в учительской школе, кудр она ходила изучать звуковой метод преподавания грамоты. Кто такой был Нечаев, какие его замыслы, она не знала, да тогда еще и никто не знал его в России; он считался простым студентом, который играл некоторую роль в студенческих волнениях, не представлявших ничего политического.
По просьбе Нечаева В. Засулич согласилась оказать ему некоторую, весьма обыкновенную услугу. Она раза три или четыре принимала от него письма и передавала их по адресу, ничего, конечно, не зная о содержании самих писем. Впоследствии оказалось, что Нечаев - государственный преступник, и ее совершенно случайные отношения к Нечаеву послужили основанием к привлечению в качестве подозреваемой в государственном преступлении по известному нечаевскому делу. Вы помните из рассказа В. Засулич, что двух лет тюремного заключения стоило ей это подозрение. Год она просидела в Литовском замке и год в Петропавловской крепости. Это были восемнадцатый и девятнадцатый годы ее юности.
Годы юности, по справедливости, считаются лучшими годами в жизни человека; воспоминания о них, впечатления этих лет остаются на всю жизнь. Недавний ребенок готовился стать созревшим человеком. Жизнь представляется пока издали своей розовой, обольстительной стороной, без мрачных теней, без темных пятен. Много переживает юноша в эти короткие годы, и пережитое кладет след на всю жизнь. Для мужчины это пора высшего образования; здесь пробуждаются первые прочные симпатии, здесь завязываются товарищеские связи, отсюда выносится навсегда любовь к месту своего образования, к своей alma mater *. Для девицы годы юности представляют пору расцвета, полного развития; перестав быть дитятей, свободная еще от обязанностей жены и матери, девица живет полнор радостью, полным сердцем. To - пора первой любви, беззаботности, веселых надежд, незабываемых радостей, пора дружбы; то - пора всего того дорогого, неуловимо-мимолетного, к чему потом может обращаться воспоминаниями зрелая мать н старая бабушка.
Легко вообразить, как провела Засулич эти лучшие годы своей жизни, в каких забавах, в каких радостях провела она это дорогое время, какие розовые мечты волновали ее в стенах Литовского замка и казематах Петропавловской крепрсти. Полное отчуждение от всего, что за тюремной стеной. Два года она не видела ни матери, ни родных, ни знакомых. Изредка только через тюремное начальство доходила весть о них, что все, мол, слава богу, здоровы. Ни работы, ни занятий. Кое-когда только книга, прошедшая через тюремную цензуру. Возможность сделать несколько шагов по комнате и полная невозможность увидеть что-либо через тюремное окно. Отсутствие воздуха, редкие прогулки, дурной сон, плохое питание. Человеческий образ видится только в тюремном стороже, приносящем обед, да в часовом, заглядывающем время от времени в дверное окно, чтобы узнать, что делает арестант. Звук отворяемых и затворяемых замков, бряцангіе ружей сменяющихся часовых, мерные шаги караула да уныло-музыкальный звон часов Петропавловского шпица. Вместо дружбы, любви, человеческого общения - одно сознание, что справа и слева, за стеной, такие же товарищи по несчастью, такие же жертвы несчастной доли.
B эти годы зарождающихся симпатий Засулич, действительно, создала и закрепила в душе своей навеки одну симпатию - беззаветную любовь ко всякому, кто, подобно ей, принужден влачить несчастную жизнь подозреваемого в политическом преступлении. Политический арестант, кто бы он ни был, стал ей дорогим другом, товарищем юности, товарищем по воспитанию. Тюрьма была для нее alma mater, которая закрепила эту дружбу, это товарищество.
Два года кончились. Засулич отпустили, не найдя даже никакого основания предать ее суду. Ей сказали: «Иди»- и даже не прибавили: «И более не согрешай», потому что прегрешений не нашлось, и до того не находи- лось их, что в продолжение двух лет она всего только два раза была спрошена и одно время серьезно думала, в продолжение многих месяцев, что она совершенно забыта. «Иди». Куда же идти? По счастью, у нее есть, куда идти,- у нее здесь, в Петербурге, старуха мать, которая с радостью встретит дочь. Мать и дочь были обрадованы свиданием; казалось, два тяжких года исчезли из памяти. Засулич была еще молода - ей был всего двадцать первый год. Мать утешала ее, говорила: «Поправишься, Верочка, теперь все пройдет, все кончилось благополучно». Действительно, казалось, страдания излечатся, молодая жизнь одолеет и не останется следов тяжедых лет заключения.
Была весна, пошли мечты о летней дачной жизни, которая могла казаться земным раем после тюремной жизни; прошло десять дней, полных розовых мечтаний. Вдруг поздний звонок. He друг ли запоздалый? Оказывается - не друг, но и не враг, а местный надзиратель. Объясняет [он] Засулич, что приказано ее отправить в пересыльную тюрьму. «Как в тюрьму? Вероятно, это недоразумение, я не привлечена к нечаевскому делу, не предана суду, обо мне дело прекращено судебной палатой и правительствующим Сенатом».-«Не могу знать,- отвечает надзиратель,- пожалуйте, я от начальства имею предписание взять вас».
Мать принуждена отпустить дочь. Дала ей кое-что: легкое платье, бурнус; говорит: «Завтра мы тебя навестим, мы пойдем к прокурору, этот арест, очевидно, недоразумение, дело объяснится, и ты будешь освобождена».
Проходит пять дней, В. Засулич сидит в пересыльной тюрьме с полной уверенностью скорого освобождения.
Возможно ли, чтобы после того, как дело было прекращено судебной властью, не нашедшей никакого основания в чем бы то ни было обвинять Засулич, она, едва двадцатилетняя девица, живущая у матери, могла быть выслана, и выслана, только что освобожденная после двухлетнего тюремного заключения.
B пересыльной тюрьме навещают ее мать, сестра; ей приносят конфеты, книжки; никто не воображает, чтоб она могла быть выслана, и никто не озабочен приготовлениями к предстоящей высылке.
Ф. Ф. Трепов.
Ha пятый день задержания ей говорят: «Пожалуйте, вас сейчас отправляют в город Крестцы».-«Как отправляют? Да у меня нет ничего для дороги. Подождите, по крайней мере, дайте мне возмо^кность дать знать родственникам, предупредить их. Я уверена, что тут какое- нибудь недоразумение. Окажите мне снисхождение, подождите, отложите мою отправку хоть на День, на два, я дам знать родным».-«Нельзя,- говорят,- не можем по закону, требуют вас немедленно отправить».
Рассуждать было нечего. Засулич понимала, что надо покориться закону, не знала только, о каком законе тут речь. Поехала она в одном платье, в легком бурнусе; пока ехала по железной дороге, было сносно, потом поехала на почтовых, в кибитке, между двух жандармов. Был апрель, стало в легком бурнусе невыносимо холодно; жандарм снял свою шинель и одел барышню. Привезли ее в Крестцы. B Крестцах сдали ее исправнику, исправник выдал квитанцию в принятии клади и говорит Засулич: «Идите, я вас не держу, вы не арестованы. Идите и по субботам являйтесь в полицейское управление, так как вы состоите у нас под надзором».
Рассматривает Засулич свои ресурсы, с которыми ей приходится начать новую жизнь в неизвестном городе. У нее оказывается рубль денег, французская книжка да коробка шоколадных конфет.
Нашелся добрый человек, дьячок, который поместил ее в своем семействе. Найти занятие в Крестцах ей не представлялось возможности, тем более что нельзя было скрыть, что она - высланная административным порядком. Я не буду затем повторять другие подробности, которые рассказала сама Bepa Засулич.
Из Крестцов ей пришлось ехать в Тверь, в Солигалич, в Харьков. Таким образом, началась ^ee бродячая жизнь - жизнь женщины, находящейся под надзором полиции. У нее делали обыски, призывали для разных опросов, подвергали иногда задержкам не в виде арестов и, наконец, о ней совсем забыли.
Когда от нее перестали требовать, чтобы она еженедельно являлась- на просмотр к местным полицейским властям, тогда ей улыбнулась возможность контрабандой поехать в Петербург и затем с детьми своей сестры отправиться в Пензенскую губернию. Здесь она летом 1877 года прочитывает в первый раз в газете «Голос» известие о наказании Боголюбова.
Да позволено мне будет, прежде чем перейти к этому известию, сделать еще маленькую экскурсию в область розги.
Я не имею намерения, господа присяжные заседатели, представлять вашему вниманию историю розги - это завело бы меня в область слишком отдаленную, к весьма далеким страницам нашей истории, ибо история розги весьма продолжительна. Нет, не историю розги хочу я повествовать перед вами, я хочу привести лишь несколько воспоминаний о последних днях ее жизни.
Bepa Ивановна Засулич принадлежит к молодому поколению. Она стала себя помнить тогда уже, когда наступили новые порядки, когда розги отошли в область преданий. Ho мы, люди предшествовавшего поколения, мы еще помним то полное господство розог, которое существовало до 17 апреля 1863 года. Розга царила везде: в школе, на мирском сходе, она была непременной принадлежностью на конюшне помещика, потом в казармах, в полицейском управлении... Существовало сказание апокрифического, впрочем, свойства - что где-то русская розга была приведена в союз с английским механизмом и русское сечение совершалось по всем правилам самой утонченной европейской вежливости. Впрочем, достоверность этого сказания никто не подтверждал собственным опытом. B книгах наших уголовных, гражданских и военных законов розга испещряла все страницы. Она составляла какой-то легкий мелодический перезвон в общем громогласном гуле плети, кнута и шпицрутенов. Ho наступил великий день - день, который чтит вся Россия,-17 апреля 1863 года,- и розга перешла в область истории. Розга, правда, не совсем, но все другие телесные наказания миновали совершенно. Розга не была совершенно уничтожена, но крайне ограничена. B то время было много опасений за полное уничтожение розги, опасений, которых не разделяло правительство, но которые волновали некоторых представителей интеллигенции. Им казалось вдруг как-то неудобным и опасным оставить без розог Россию, которая так долго вела свою историю рядом с розгой,- Россию, которая, по их глубокому убеждению, сложилась в обширную державу и достигла своего величия едва ли не благодаря розгам. Как, казалось, вдруг остаться без этого цемента, связующего общественные устои? Как будто в утешение этих мыслителей розга осталась в очень ограниченных размерах и утратила свою публичность.
По каким соображениям решились сохранить ее, я не знаю, но думаю, что она осталась как бы в виде сувенира после умершего или удалившегося навсегда лица. Такие сувениры обыкновенно приобретаются и сохраняются в малых размерах. Тут не нужно целого шиньона, достаточно одного локона; сувенир обыкновенно не выставляется наружу, а хранится в тайнике медальона, в дальнем ящике. Такие сувениры не переживают более одного поколения.
Когда в исторической жизни народа нарождается какое-либо преобразование, которое способно поднять дух народа, возвысить его человеческое достоинство, тогда подобное преобразование прививается и приносит свои плоды. Таким образом, и отмена телесного наказания оказала громадное влияние на поднятие в русском народе чувства человеческого достоинства. Теперь стал позорен тот солдат, который довел себя до наказания розгами, теперь смешон и считается бесчестным тот крестьянин, который допустил себя наказать розгами.
Вот в эту-то пору, через пятнадцать лет после отмены розог, которые, впрочем, давно уже были отменены ДЛЯ лиц привилегированного сословия, над политическим осужденным арестантом было совершено позорное сечение. Обстоятельство это не могло укрыться от внимания
общества: о нем заговорили в Петербурге, о нем вскоре появляются газетные известия. И вот эти-то газетные известия дали первый толчок мысли В. Засулич. Короткое газетное известие о наказании Боголюбова розгами не могло не произвести на Засулич подавляющего впечатления. Оно производило такое впечатление на всякого, кому знакомо чувство чести и человеческого достоинства.
Человек, по своему рождению, воспитанию и образованию чуждый розги; человек, глубоко чувствующий и понимающий все ее позорное и унизительное значение; человек, который по своему образу мыслей, по своим убеждениям и чувствам не мог бы без сердечного содрогания видеть и слышать исполнение позорной экзекуции над другими,- этот человек сам должен был перенести на собственной коже всеподавляющее действие унизительного наказания.
Какое, думала Засулич, мучительное истязание, какое презрительное поругание над всем, что составляет самое существенное достояние развитого человека, и не только развитого, HO и всякого, кому не чуждо чувство чести и человеческого достоинства.
He с точки зрения формальностей закона могла обсуждать В. Засулич наказание, произведенное над Боголюбовым, но и для нее не могло быть ясным из самих газетных известий, что Боголюбов хотя и был осужден на каторжные работы, но еще не поступил в разряд ссыльнокаторжных, что над ним не было еще исполнено все то, что, по фикции закона, отнимает от человека честь, разрывает всякую связь его с прошедшим и низводит его на положение лишенного всех прав. Боголюбов содержался еще в доме предварительного заключения, он жил среди прежней обстановки, среди людей, которые напоминали ему его прежнее положение.
Нет, не с формальной точки зрения обсуждала В. Засулич наказание Боголюбова; была другая точка зрения, менее специальная, более сердечная, более человеческая, которая никак не позволяла примириться с разумностью и справедливостью произведенного над Боголюбовым наказания.
Боголюбов был осужден за государственное преступление. Он принадлежал к группе молодых, очень молодых людей, судившихся за преступную манифестацию на площади Казанского собора. Весь Петербург знает об этой манифестации, и все с сожалением отнеслись тогда к этим молодым людям, так опрометчиво заявившим себя политическими преступниками, к этим так непроизводительно погубленным молодым силам. Суд строго отнесся к судимому деянию. Покушение явилось в глазах суда весьма опасным посягательством на государственный порядок, и закон был применен с подобающей строгостью. Ho строгость приговора за преступление не исключала возможности видеть, что покушение молодых людей было прискорбным заблуждением и не имело в своем основании низких расчетов, своекорыстных побуждений, преступных намерений, что, напротив, в основании его лежало доброе увлечение, с которым не совладал молодой разум, живой характер, который дал им направиться на ложный путь, приведший к прискорбным последствиям.
Характерные особенности нравственной стороны государственных преступлений не могут не обращать на себя внимания. Физиономия государственных преступлений нередко весьма изменчива. То, что вчера считалось государственным преступлением, сегодня или завтра становится высокочтимым подвигом гражданской доблести. Государственное преступление нередко-только разновременно высказанное учение преждевременно провозглашенного преобразования, проповедь того, что еще недостаточно созрело и для чего еще не наступило время.
Bce это, несмотря на тяжкую кару закона, постигающую государственного преступника, не позволяет видеть в нем презренного, отвергнутого члена общества, не позволяет заглушить симпатий ko всему тому высокому, честному, дорогому, разумному, что остается в нем вне сферы его преступного деяния.
Мы, в настоящее славное царствование, тогда еще с восторгом юности, приветствовали старцев, возвращенных монаршим милосердием из снегов Сибири, этих государственных преступников, явившихся энергическими деятелями по различным отраслям великих преобразований, тех преобразований, несвоевременная мечта о которых стоила им годов каторги.
Боголюбов судебным приговором был лишен всех прав состояния и присужден к каторге. Лишение всех прав и каторга - одно из самых тяжелых наказаний нашего законодательства. Лишение всех прав и каторга одинаково могут постигнуть самые разнообразные тяжкие преступления, несмотря на все различие их нравственной подкладки. B этом еще нет ничего несправедливого. Наказание, насколько оно касается сферы права, изменения общественного положения, лишения свободы, принудительных работ, может, без особенно вопиющей неравномерности, постигать преступника самого разнообразного характера. Разбойник, поджигатель, распространитель ереси, наконец, государственный преступник могут быть, без явной несправедливости, уравнены постигающим их наказанием.
Ho есть сфера, которая не поддается праву, куда бессилен проникнуть нивелирующий закон, где всякая законная уравнительность была бы величайшей несправедливостью. Я разумею сферу умственного и нравственного развития, сферу убеждений, чувствований, вкусов, сферу всего того, что составляет умственное и нравственное достояние человека.
Высокоразвитый, полный честных нравственных принципов государственный преступник и безнравственный, презренный разбойник или вор могут одинаково, стена об стену, тянуть долгие годы заключения, могут одинаково нести тяжкий труд рудниковых работ, но никакой закон, никакое положение, созданное для них наказанием, не в состоянии уравнять их во всем том, что составляет умственную и нравственную сферу человека. Что для одного составляет ничтожное лишение, легкое взыскание, то для другого может составить тяжкую нравственную пытку, невыносимое бесчеловечное истязание.
Закон карающий может отнять внешнюю честь, все внешние отличия, с ней сопряженные, но истребить в человеке чувство моральной чести, нравственного достоинства судебным приговором, изменить нравственное содержание человека, лишить его всего того, что составляет неотъемлемое достояние его развития, никакой закон не может. И если закон не может предусмотреть все нравственные, индивидуальные различия преступника, которые обусловливаются их прошедшим, то является на помощь общая, присущая человеку, нравственная справедливость, которая должна подсказать, что применимо к одному и что было бы высшей несправедливостью в применении к другому.
Если с этой точки зрения общей справедливости смотреть на наказание, примененное к Боголюбову, то понятным станет то возбуждающее, тяжелое чувство негодования, которое овладевало всяким неспособным безучастно относиться к нравственному истязанию над ближним.
C чувством глубокого, непримиримого оскорбления за нравственное достоинство человека отнеслась Засулич к известию о позорном наказании Боголюбова.
Что был для нее Боголюбов? Он не был для нее родственником, другом, он не был ее знакомым, она никогда не видела и не знала его. Ho разве для того, чтобы возмутиться видом нравственно раздавленного человека, чтобы прийти в негодование от позорного глумления над беззащитным, «ужно быть сестрой, женой, любовницей?
Для Засулич Боголюбов был политический арестант, и в этом слове было для нее все: политический арестант не,был для Засулич отвлеченное представление, вычитываемое из книг, знакомое по слухам, по судебным процессам, - представление, возбуждающее в честной душе чувство сожаления, сострадания, сердечной симпатии. Политический арестант был для Засулич - она сама, ее горькое прошедшее, ее собственная история: история безвозвратно погубленных лет, лучших и дорогих B жизни каждого человека, которого не постигает тяжкая доля, перенесенная Засулич. Политический арестант был для Засулич - горькое воспоминание ее собственных страданий, ее тяжкого нервного возбуждения, постоянной тревоги, томительной неизвестности, вечной думы над вопросами: что я сделала? что будет со мной? когда же наступит конец? Политический арестант был ее собственное сердце, и всякое грубое прикосновение к этому сердцу болезненно отзывалось на ее возбужденной натуре.
B провинциальной глуши газетные известия действовали на Засулич еще сильнее, чем они могли бы действовать здесь, в столице. Там она была одна. Ей не с кем было разделить своих сомнений, ей не от кого было услышать слово участия по занимавшему ее вопросу. Нет, думала Засулич, вероятно, известие неверное, по меньшей мере оно преувеличено. Неужели теперь, и именно теперь, думала она, возможно такое явление? Неужели двадцать лет прогресса; смягчения нравов, человеколюбивого отношения к арестованным, улучшения судебных и тюремных порядков, ограничения личного произвола, неужели двадцать лет поднятия личности и достоинства человека вычеркнуты и забыты бесследно?
Неужели к тяжкому приговору, постигшему Боголюбова, можно было прибавлять еще более тяжкое презрение к его человеческой личности, забвение в нем всего прошлого, всего, что дали ему воспитание и развитие? Неужели нужно было еще наложить несмываемый позор на эту, положим, преступную, но, во всяком случае, не презренную личность? Нет ничего удивительного, продолжала думать Засулич, что Боголюбов в состоянии нервного возбуждения, столь понятного в одиночно заключенном арестанте, мог, не владея собой, позволить себе то или другое нарушение тюремных правил, но на случай таких нарушений, если и признавать их вменяемыми человеку в исключительном состоянии его духа, существуют у тюремного начальства другие меры, ничего общего не имеющие с наказанием розгами. Да и какой же поступок приписывают Боголюбову газетные известия? He- снятие шапки при вторичной встрече с почетным посетителем. Нет, это невероятно, успокаивалась Засулич; подождем, будет опровержение, будет разъяснение происшествия; по всей вероятности, оно окажется не таким, как представлено.
Ho не было ни разъяснений, ни опровержений, ни гласа, ни послушания. Тишина молчания не располагала к тишине взволнованных чувств. И снова возникал в женской экзальтированной голове образ Боголюбова, подвергнутого позорному наказанию, и раскаленное воображение старалось угадать, перечувствовать все то, что мог перечувствовать несчастный. Рисовалась возмущающая душу картина, но то была еще только картина собственного воображения, не проверенная никакими данными, не пополненная слухами, рассказами очевидцев, свидетелей наказания; вскоре явилось и то и другое.
B сентябре Засулич была в Петербурге; здесь уже она могла проверить занимавшее ее мысль происшествие по рассказам очевидцев или лиц, слышавших непосредственно от очевидцев. Рассказы, по содержанию своему, неспособны были усмирить возмущенное чувство. Газетное известие оказывалось непреувеличенным; напротив, оно дополнялось такими подробностями, которые заставляли содрогаться, которые приводили в негодование. Рассказывалось и подтверждалось, что Боголюбов не имел намерения оказать неуважение, неповиновение, что с его стороны было только недоразумение и уклонение от внушения, которое ему угрожало, что попытка сбить с Боголюбова шапку вызвала крик со стороны смотревших на происшествие арестантов независимо от какого-либо возмущения их к тому Боголюбовым. Рассказывались дальше возмутительные подробности приготовления и исполнения наказания. Bo двор, на который из окон камер неслись крики арестантов, взволнованных происшествием с Боголюбовым, является смотритель тюрьмы и, чтобы «успокоить» волнение, возвещает о предстоящем наказании Боголюбова розгами, не успокоив никого этим в действительности, но несомненно доказав, что он, смотритель, обладает и практическим тактом, и пониманием человеческого сердца. Перед окнами женских арестантских камер, на виду испуганных чем-то необычайным, происходящим в тюрьме, женщин, вяжутся пуки розог, как будто бы драть предстояло целую роту; разминаются руки, делаются репетиции предстоящей экзекуции, И B конце концов нервное волнение арестантов возбуждается до такой степени, что ликторы in spe считают нужным убраться в сарай и оттуда выносят пуки розог уже спрятанными под шинелями.
Теперь, по отрывочным рассказам, по догадкам, по намекам, нетрудно было вообразить и настоящую картину экзекуции. Восставала эта бледная, испуганная фигура Боголюбова, не ведающая, что он сделал, что с ним хотят творить; восставал в мыслях болезненный его образ. Вот он, приведенный на место экзекуции и пораженный известием о том позоре, который ему готовится; вот он, полный негодования и думающий, что эта сила негодования даст ему силы Самсона, чтобы устоять в борьбе с массой ликторов, исполнителей наказания; вот он, падающий под массой пудов человеческих тел, насевших ему на плечи, распростертый на полу, позорно обнаженный, несколькими парами рук, как железом, прикованный, лишенный всякой возможности сопротивляться, и над всей этой картиной мерный свист березовых прутьев да также мерное исчисление ударов благородным распорядителем экзекуции. Bce замерло в тревожном ожидании стона; этот стон раздался-то не был стон физической боли - не на нее рассчитывали; то был мучительный стон удушенного, униженного, поруганного, раздавленного человеческого достоинства. Священнодействие совершилось, позорная жертва была принесена!.. (Аплодисменты, громкие крики: браво!)
Председатель. Поведение публики должно выражаться в уважении к суду. Суд не театр, одобрение или неодобрение здесь воспрещается. Если это повторится вновь, я вынужден буду очистить залу.
П. А. Александров. Сведения, полученные Засулич, были подробны, обстоятельны, достоверны. Теперь тяжелые сомнения сменились еще более тяжелой известностью. Роковой вопрос восстал со всей его беспокойной настойчивостью. Кто же вступится за поруганную честь беспомощного каторжника? Кто смоет, кто и как искупит тот позор, который навсегда неутешимой болью будет напоминать о себе несчастному? C твердостью перенесет осужденный суровость каторги, он примирится C этим
Дом предварительного заключения в Петербурге. Фасад здания со стороны ул. Захарьевской (ныне ул. Каляева).
возмездием за его преступление, быть может, сознает его справедливость, быть может, наступит минута, когда милосердие с высоты трона и для него откроется, когда скажут ему: «Ты искупил свою вину, войди опять в то общество, из которого ты удален, войди и будь снова гражданином». Ho кто и как изгладит в его сердце воспоминание о позоре, о поруганном достоинстве; кто и как смоет то пятно, которое на всю жизнь останется неизгладимым в его воспоминании? Наконец, где же гарантия против повторения подобного случая? Много товарищей по несчастью у Боголюбова - неужели и они должны существовать под страхом всегдашней возможности испытать то, что пришлось перенести Боголюбову? Если юристы могли создать лишение прав, то отчего психологи, моралисты не явятся со средствами отнять у лишенного нрав его нравственную физиономию, его человеческую натуру, его душевное состояние; отчего же они не укажут средств низвести каторжника на степень скота, чувствующего физическую боль и чуждого душевных страданий?
Так думала, так не столько думала, как инстинктивно чувствовала В. Засулич. Я говорю ее мыслями, я говорю почти ее словами. Быть может, найдется много экзальтированного, болезненно преувеличенного в ее думах, ВОЛ-
Дом предварительного заключения в Петербурге. Внутренний двор.
новавших ее вопросах, в ее недоумении. Быть может, законник нашелся бы в этих недоразумениях, подведя приличную статью закона, прямо оправдывающую случай с Боголюбовым: у нас ли не найти статьи закона, коли нужно ее найти? Быть может, опытный блюститель порядка доказал бы, что инач£ поступить, как было поступ- лено с Боголюбовым, и невозможно, что иначе и порядка существовать не может... Быть может, не блюститель порядка, а просто практический человек сказал бы, с полной уверенностью в разумности своего слова: «Бросьте вы, Bepa Ивановна, это самое дело: не вас ведь выпороли».
Ho и законник, и блюститель порядка, и практический человек не разрешили бы волновавшего Засулич сомнения, не успокоили бы ее душевной тревоги. He надо забывать, что Засулич - натура, экзальтированная, нервная, болезненная, впечатлительная; не надо забывать, что павшее на нее, чуть не ребенка в то время, подозрение в политическом преступлении, подозрение, не оправдавшееся, но стоившее ей двухлетнего одиночного заключения, и затем бесприютное скитание надломили ее натуру, навсегда оставив воспоминание о страданиях политического арестанта, толкнули ее жизнь на тот путь и в ту среду, где много поводов к страданию, душевному волнению, но где мало места для успокоения на соображениях практической пошлости.
B беседах с друзьями и знакомыми, наедине, днем и ночью, среди занятий и без дела, Засулич не могла оторваться от мысли о Боголюбове, и ниоткуда сочувственной помощи, ниоткуда удовлетворения души, взволнованной вопросами: кто вступится за опозоренного Боголюбова, кто вступится за судьбу других несчастных, находящихся в положении Боголюбова? Засулич ждала этого заступничества от печати, она ждала оттуда поднятия, возбуждения так волновавшего ее вопроса. Памятуя о пределах, молчала печать. Ждала Засулич помощи от силы общественного мнения. Из тиши кабинетов, из интимного круга приятельских бесед не выползало общественное мнение. Она ждала, наконец, слова от правосудия. Правосудие... Ho о нем ничего не было слышно.
И ожидания оставались ожиданиями. A мысли тяжелые и тревоги душевные не унимались. И снова и снова, и опять и опять возникал образ Боголюбова и вся его обстановка.
He звуки цепей смущали душу, но мрачные своды мертвого дома леденили воображение: рубцы - позорные рубцы - резали сердце, и замогильный голос заживо погребенного звучал:
Что ж молчит в вас, братья, злоба,
Что ж любовь молчит?
И вдруг внезапная доысль, как молния сверкнувшая в уме Засулич: «А я сама! Затихло, замолкло все о Боголюбове, нужен крик, в моей груди достанет воздуха издать этот крик, я издам его и заставлю его услышать!» Решимость была ответом на эту мысль в ту же минуту. Теперь можно было рассуждать о времени, о способах исполнения, но само дело, выполненное 24 января, было бесповоротно решено.
Между блеснувшей и зародившейся мыслью и исполнением ее протекли дни и даже недели; это дало обвинению право признать вмененное Засулич намерение и действие заранее обдуманными.
Если эту обдуманность относить к приготовлению средств, к выбору способов и времени исполнения, то, конечно, взгляд обвинения нельзя не признать справедливым, но в существе своем, в своей основе, намерение Засулич не было и не могло быть намерением хладнокровно обдуманным, как ни велико по времени расстояние между решимостью и исполнением. Решимость была и осталась внезапной, вследствие внезапной мысли, павшей на благоприятно для нее подготовленную почву, овладевшей всецело и всевластно экзальтированной натурой.
Намерения, подобные намерению Засулич, возникающие в душе возбужденной, аффектированной, не могут быть обдумываемы, обсуждаемы. Мысль сразу овладевает человеком, не его обсуждению она подчиняется, а подчиняет его себе и влечет за собой. Как бы далеко ни отстояло исполнение мысли, овладевшей душой, аффект не переходит в холодное размышление и остается аффектом. Мысль не проверяется, не обсуживается, ей служат, ей рабски повинуются, за ней следуют. Нет критического отношения, имеет место только безусловное поклонение. Тут обсуживаются и обдумываются только подробности исполнения, но это не касается сущности решения. Следует ли или не следует выполнить мысль - об этом не рассуждают, как бы долго ни думали над средствами и способами исполнения. Страстное состояние духа, в котором зарождается и воспринимается мысль, не допускает подобного обсуждения; так вдохновенная мысль поэта остается вдохновенной, не выдуманной, хотя она и может задумываться над выбором слов и рифм для ее воплощения.
Мысль о преступлении, которое стало бы ярким и громким указанием на расправу с Боголюбовым, всецело завладела возбужденным умом Засулич. Иначе и быть не могло; эта мысль как нельзя более соответствовала тем потребностям, отвечала на те задачи, которые волновали ее. Руководящим побуждением для Засулич обвинение ставит месть. Местью и сама Засулич объяснила свой поступок, но для меня представляется невозможным объяснить вполне дело Засулич побуждением мести, по крайней мере мести, понимаемой в ограниченном смысле этого слова. Мне кажется, что слово «месть» употреблено в показании Засулич, а затем и в обвинительном акте как термин наиболее простой, короткий и несколько подходящий к обозначению побуждения, импульса, руководившего Засулич.
Ho месть, одна месть была бы неверным мерилом для обсуждения внутренней стороны поступка Засулич. Месть обыкновенно руководится личными счетами с отомщаемым за себя или близких. Ho никаких личных, исключительно ее интересов не только не было для Засулич в происшествии с Боголюбовым, но и сам Боголюбов не был ей близким, знакомым человеком.
Месть стремится нанести возможно больше зла противнику; Засулич, стрелявшая в генерал-адъютанта Трепова, сознается, что для нее безразличны были те или другие последствия выстрела. Наконец, месть старается достигнуть удовлетворения возможно дешевой ценой, месть действует скрытно с возможно меньшими пожертвованиями. B поступке Засулич, как бы ни обсуждать его, нельзя не видеть самого беззаветного, но и самого нерасчетливого самопожертвования. Так не жертвуюї собой из-за одной узкой, эгоистической мести. Конечно, не чувство доброго расположения к генерал-адъютанту Трепову питала Засулич; конечно, у нее было известного рода недовольство против него, и это недовольство имело место в побуждениях Засулич, но ее месть всего менее интересовалась лицом отомщаемым; ее месть окрашивалась, видоизменялась, осложнялась другими побуждениями.
Вопрос справедливости и легальности наказания Боголюбова казался Засулич не разрешенным, а погребенным навсегда; надо было воскресить его и поставить твердо и громко. Униженное и оскорбленное человеческое достоинство Боголюбова казалось невосстановленным, несмытым, неоправданным, чувство мести - неудовлетворенным. Возможность повторения в будущем случаев позорного наказания над политическими преступниками и арестантами казалась непредупрежденной.
Всем этим необходимостям, казалось Засулич, должно было удовлетворить такое преступление, которое с полной достоверностью можно было бы поставить B СВЯЗЬ CO случаем наказания Боголюбова и показать, что это преступление явилось как последствие случая 13 июля, как протест против поругания над человеческим достоинством политического преступника. Вступиться за идею нравственной чести и достоинства политического осужденного, провозгласить эту идею достаточно громко и призвать к ее признаЯию и уверению - вот те побуждения, которые руководили Засулич, и мысль о преступлении, которое было бы поставлено в связь с наказанием Боголюбова, казалось, может дать удовлетворение всем этим побуждениям. Засулич решилась искать суда над ее собственным преступлением, чтобы поднять и вызвать обсуждение забытого случая о наказании Боголюбова.
Когда я совершу преступление, думала Засулич, тогда замолкнувший вопрос о наказании Боголюбова восстанет; мое преступление вызовет гласный процесс, и Россия, в лице своих представителей, будет поставлена в необходимость произнести приговор не обо мне одной, а произнести его, по важности случая, в виду Европы, той Европы, которая до сих пор любит называть нас варварским государством, в котором атрибутом правительства служит кнут.
Этими обсуждениями и определились намерения Засулич. Совершенно достоверным поэтому представляется то абъяснение Засулич, которое притом же дано было ею при самом первоначальном ее допросе и было затем неизменно поддерживаемо, что для нее было безразлично: будет ли последствием произведенного ею выстрела смерть или только рана. Прибавлю от себя, что для ее цели было бы одинаково безразлично и то, если бы выстрел, очевидно направленный в известное лицо, и совсем не произвел никакого вредного действия, если бы последовала осечка или промах. He жизнь, не физические страдания генерал-адъютанта Трепова нужны были для Засулич, а появление ее самой на скамье подсудимых и вместе с ней появление вопроса о случае с Боголюбовым.
Было безразлично, совместно существовало намерение убить или ранить; намерению убить не отдавала Засулич никакого особенного преимущества. B этом направлении она и действовала. Ею не было предпринято ничего, чтобы выстрел имел последствием смерть. O более опасном направлении выстрела она не заботилась. А, конечно, находясь в том расстоянии от генерал-адъютанта Трепова, в котором она находилась, она действительно могла бы выстрелить совершенно в упор и выбрать самое опасное направление. Вынув из кармана револьвер, она направила его так, как пришлось: не выбирая, не рассчитывая, не поднимая даже руки. Она стреляла, правда, в очень близком расстоянии, это делало выстрел более опасным, но иначе она и не могла действовать. Генерал- адъютант Трепов был окружен своей свитой, и выстрел на более далеком расстоянии мог грозить другим, которым Засулич не желала вредить. Стрелять совсем в сторону было совсем дело неподходящее: это сводило бы драму, которая нужна была Засулич, на степень комедии.
Ha вопросе о том, имела ли Засулич намерение причинить смерть или имела намерение причинить только рану, прокурор остановился с особенной подробностью. Я внимательно выслушал те доводы, которые он высказал, но я согласиться с ними не могу, и они все падают перед соображением о той цели, которую имела В. Засулич. Ведь не отвергают же того, что именно оглашение дела с Боголюбовым было для Веры Засулич побудительной причиной преступления. При такой точке зрения мы можем довольно безразлично относиться к тем обстоятельствам, которые обратили внимание господина прокурора, например то, что револьвер был выбран из самых опасных. Я не думаю, чтобы тут имелась в виду наибольшая опасность; выбирался такой револьвер, какой мог удобнее войти в карман; большой нельзя было бы взять, потому что он высовывался бы из кармана, - необходимо было взять револьвер меньшей величины. Как он действовал - более опасно или менее опасно, какие последствия от выстрела могли произойти - это для Засулич было совершенно безразлично. Мена револьверов произведена была без ведения Засулич. Ho если даже и предполагать, как признает возможным предполагать прокурор, что первый револьвер принадлежит Засулич, то опять-таки перемена револьвера объясняется очень просто: прежний револьвер был таких размеров, что не мог поместиться в карман.
Я не могу согласиться и с тем весьма остроумным предположением, что Засулич не стреляла в грудь и в голову генерал-адъютанта Трепова, находясь к нему en face, потому только, что чувствовала некоторое смущение, и что только после того, как несколько оправилась, она нашла в себе достаточно силы, чтобы произвести выстрел. Я думаю, что она просто не стреляла в грудь генерал-адъютанта Трепова потому, что она не заботилась о более опасном выстреле; она стреляет тогда, когда ей уже приходится уходить, когда ждать более нельзя.
Раздался выстрел... He продолжая более дела, которое совершала, довольствуясь вполне тем, что достигнуто, Засулич сама бросила револьвер, прежде чем успели схватить ее, и, отойдя в сторону, без борьбы и сопротивления отдалась во власть набросившегося на нее майора Корнеева и осталась не задушенной им только благодаря помощи других окружающих. Ee песня была теперь спета, ее мысль исполнена, ее дело совершено.
Я должен остановиться на прочтенном здесь показании генерал-адъютанта Трепова. B этом показании сказано, что после первого выстрела Засулич, как заметил генерал Трепов, хотела произвести второй выстрел и что началась борьба: у нее отнимали револьвер. Это совершенно ошибочное показание генерал-адъютанта Трепова объясняется тем весьма понятным взволнованным co- стоянием, в котором он находился. Bce свидетели, хотя так же взволнованные происшествием, но не до такой степени, как генерал-адъютант Трепов, показали, что Засулич совершенно добровольно, без всякой борьбы, бросила сама револьвер и не показывала намерения продолжать выстрелы. Если же и представилось генерал- адъютанту Трепову что-либо похожее на борьбу, то это была та борьба, которую вел с Засулич Корнеев и вели прочие свидетели, которые должны были отрывать Корнеева, вцепившегося в Засулич.
Я думаю, что ввиду двойственности намерения Засулич, ввиду того, что для ее намерений было безразлично последствие большей или меньшей важности, что ею ничего не было предпринято для достижения именно большего результата, что смерть только допускалась, а не была исключительным стремлением Засулич, - нет оснований произведенный ею выстрел определять покушением на убийство. Ee поступок должен бы был быть определен по тому последствию, которое произведено B связи с тем особым намерением, которое имело в виду это последствие.
Намерение было: или причинить смерть, или нанести рану; не последовало смерти, но нанесена рана. Нет основания в этой нанесенной ране видеть осуществление намерения причинить смерть, уравнивать это нанесение раны покушению на убийство, а вполне было бы справедливо считать не более как действительным нанесением раны и осуществлением намерения нанести такую рану. Таким образом, отбрасывая покушение на убийство как неосуществившееся, следовало бы остановиться на действительно доказанном результате, соответствовавшем особому условному намерению - нанесению раны.
Если Засулич должна понести ответственность за свой поступок, то эта ответственность была бы справедливее за зло, действительно последовавшее, а не такое, которое не было предположено как необходимый и исключительный результат, как прямое и безусловное стремление, а только допускалось.
Впрочем, все это - только мое желание представить вам соображения и посильную помощь к разрешению предстоящих вам вопросов; для личных же чувств и желаний Засулич безразлично, как бы ни разрешился вопрос о юридическом характере ее действий, для нее безразлично быть похороненной по той -или другой статье закона. Когда она переступила порог дома градоначальника с решительным намерением разрешить мучившую ее мысль, она знала и понимала, что она несет в жертву все - свою свободу, остатки своей разбитой жизни, все то немногое, что дала ей на долю мачеха-судьба.
И не торговаться с представителями общественной совести за то или другое уменьшение своей вины явилась она сегодня перед вами, господа присяжные заседатели.
Она была и осталась беззаветной рабой той идеи, во имя которой подняла она кровавое оружие.
Она пришла сложить перед вами все бремя наболевшей души, открыть перед вами скорбный лист своей жизни, честно и откровенно изложить все то, что она пережила, передумала, перечувствовала,* что двинуло ее на преступление, чего ждала она от него.
Господа присяжные заседатели! He в первый раз на этой скамье преступлений и тяжелых душевных страданий является перед судом общественной совести женщина по обвинению в кровавом преступлении.
Были здесь женщины, смертью мстившие своим соблазнителям; были женщины, обагрявшие руки в крови изменивших им любимых людей или своих более счастливых соперниц. Эти женщины выходили отсюда оправданными. To был суд правый, отклик суда божественного, который взирает не на внешнюю только сторону деяний, но и на внутренний их смысл, на действительную преступность человека. Te женщины, свершая кровавую расправу, боролись и мстили за себя.
B первый раз является здесь женщина, для которой в преступлении не было личных интересов, личной мести, - женщина, которая со своим преступлением связала борьбу за идею во имя того, кто был ей только собратом по несчастью всей ее молодой жизни. Если этот мотив проступка окажется менее тяжелым на весах общественной правды, если для блага общего, для торжества закона, для общественной безопасности нужно призвать кару законную, тогда - да совершится ваше карающее правосудие! He задумывайтесь!
Немного страданий может прибавить ваш приговор для этой надломленной, разбитой жизни. Без упрека, без горькой жалобы, без обиды примет она от вас решение ваше и утешится тем, что, может быть, ее страдания, ее жертва предотвратит возможность повторения случая, вызвавшего ее поступок. Как бы мрачно ни смотреть на этот поступок, в самих мотивах его нельзя не видеть честного и благородного порыва.
Да, она может выйти отсюда осужденной, но она не выйдет опозоренной, и остается только пожелать, чтобы не повторялись причины, производящие подобные преступления, порождающие подобных преступников.
Резюме председателя ▲. Ф. Кони
Господа присяжные заседатели! Судебные прения окончены, и вам предстоит произнести ваш приговор. Вам была предоставлена возможность всесторонне рассмотреть настоящее дело, пред^вами были открыты беспрепятственно все обстоятельства, которые, по мнению сторон, должны были разъяснить сущность деяния подсудимой,- и суд имеет основания ожидать от вас приговора обдуманного и основанного на серьезной оценке имеющегося у вас материала. Ho прежде чем вы приступите к означенному обсуждению дела, я обязан дать вам некоторые указания о том, как и в каком порядке надо приступать к оценке данных дела.
Когда вам предлагается вопрос о виновности подсудимого в каком-либо преступлении, у вас естественно и прежде всего возникает два вопроса: кем совершено деяние и нто именно совершено. Вы должны спросить себя, находится ли перед вами лицо, ответственное за свои проступки, т. e. не такое, в котором старость ослабила, молодость не вполне развила, болезнь погасила умственные силы. Вы должны убедиться, что перед вами находится человек, сознающий свои поступки и, следовательно, могущий подлежать за них ответственности.
B настоящем деле нет указаний на душевную болезнь, нет и вопроса о возрасте, и если защитник говорил перед вами о состоянии «постоянного аффекта», т. e. гнетущего и страстного порыва, то и он не указывал на то, чтобы этим состоянием у подсудимой затемнялось сознание. Что же касается до нервности подсудимой, следы которой не могли ускользнуть от вас, то нервность лишь вызывает большую впечатлительность.
Поэтому я думаю, что первый вопрос не представит для вас особых трудностей. Ho второй вопрос труднее. Вы должны знать, на основании твердых данных, что именно совершено. Мало знать, что то или другое преступное деяние совершено,- необходимо знать, для чего оно совершено, т. e. знать цель и уяснить себе намерение подсудимого.
A затем возникает более общий вопрос: из каких побуждений сделано то, что привело подсудимого пред вас.
Есть дела, где эти вопросы разрешаются сравнительно легко, где в самом преступлении содержится уже и его объяснение, содержится указание на его цель. B таких делах, по большей части, для всякого ясно, к чему стремится обвиняемый. Так, кража в огромном большинстве случаев совершается для завладения чужим имуществом тайно, грабеж - для похищения его явно, изнасилование - для удовлетворения животной страсти И т. д.
Ho есть дела более сложные. B них неизбежно надо исследовать внутреннюю сторону деяния. Один факт еще ничего не говорит или, во всяком случае, говорит очень мало. Таково убийство. Убийство - есть лишение жизни. Оно является преступным, когда совершается не для самообороны. Ho оно может быть совершаемо различно. Я могу совершить убийство необдуманно, играя заряженным оружием; я могу убить в драке, нанося удары направо и налево; могу прийти в негодование и в порыве гнева убить оскорбителя; могу, не ослепляемый раздражением, сознательно лишить жизни другого и могу, наконец, воспитать в себе прочную ненависть и под влиянием ее в течение многих иногда дней подготовить себя к тому, чтобы решительным, но задолго предвиденным ударом лишить кого-либо жизни. Bce это будут ступени одной и той же лестницы, все они называются убийством, но какая между ними разница! И для того, чтобы ошибочно не стать ступенью ниже или, в особенности, ступенью выше, чем следует по справедливости, необходимо рассмотреть внутреннюю сторону преступления. Это рассмотрение укажет, какое это убийство, если только это убийство.
Ho в настоящем деле обвинением поднят вопрос O покушении. Вам из явлений обыденной жизни известно, что такое покушение. Оно может быть различно. Бывают случаи, когда человек сам останавливается, приступив к совершению преступления. Стыд, страх, внутренний голос, слабость воли могут остановить его в самом начале. Ho когда и выстрелил человек, когда замахнулся оружием, Могут быть разные исходы: удар пришелся мимо, последовал промах, или удар пришелся в защищенное, случайно или не случайно, место и, встретив препятствие, не причинил вреда, или же, наконец, удар дошел по назначению, но особенности организма того, кому он был назначен, уничтожили, ослабили смертоносную силу. Удар может быть нанесен так, что есть полная вероятность, что он разрушит такие части тела, с невредимостью которых связана сама жизнь, а между тем случайное отклонение лезвия ножа или пути, избранного пулей, оставит важные внутренние органы без существенных повреждений или причинит такие, для борьбы против которых окажется достаточно жизненной силы у поврежденного организма. B этих последних случаях закон считает, что обвиняемый исполнил все, что от него зависело. Смерть не произошла не по его воле, и не от него уже зависело устранить ее, отдалить ее приход.
C таким именно случаем, по мнению представителя обвинительной власти, имеете вы теперь дело. Вы вдумаетесь в обстоятельства дела и в то, что было объясняемо вам здесь, и решите - есть ли прочные данные для этого вывода.
Картина самого события в приемной градоначальника 24 января должна быть вам ясна. Bce свидетельские показания согласны между собой в описании того, что сделала Засулич. Револьвер, брошенный ею, пред вами. Объяснение, почему она его бросила, вы слышали. Оно подтверждается как устройством спуска курка револьвера, так и той, предвиденной ею, суматохой около нее после выстрела, о которой обстоятельно рассказали здесь Курнеев и Греч. Некоторое сомнение может возбудить лишь показание потерпевшего, прочитанное здесь на суде. Ho это сомнение будет мимолетное. Для него нет оснований, и предположение о борьбе со стороны Засулич и о желании выстрелить еще раз ничем не подтверждается. Надо помнить, что показание потерпевшего дано почти тотчас после выстрела, когда под влиянием физических страданий и нравственного потрясения, в жару боли и волнения, генерал-адъютант Трепов не мог вполне ясно различать и припоминать все происходившее вокруг него. Поэтому, без ущерба для вашей задачи, вы можете не останавливаться на этом показании.
Факт выстрела, причинившего рану, несомненен. Ho какая это рана, какой ее исход, каково ее значение? Здесь были выслушаны эксперты. Эксперты - те же свидетели. Они также говорят о том, что видели или слышали. Ho они отличаются одним свойством от свидетелей обыкновенных. Обыкновенный свидетель - человек простой, относящийся непосредственно к виденному и слышанному. Его личные впечатления и выводы иногда затемняют то красноречие фактов, которое содержится в его показании. Ho эксперт - свидетель, по преимуществу вооруженный научным знанием и специальным опытом. Поэтому он не только может, но должен говорить о значении того, что он видит и слышит; его выводы освещают дело, устраняют многие сомнения и неясность обыденных представлений заменяют определенным взглядом, основанным на строгих данных науки.
И к свидетелям и к экспертам можно относиться с большим или меньшим доверием. Я напомню, что доверие к свидетелю на суде должно основываться на нравственном, а если они даны экспертом, то и на научном его авторитете.
Вы примените эти условия к показаниям экспертов, бывших перед вами. Если вы найдете, что эксперты относились к делу с полным спокойствием и вниманием, что они, несмотря на разнообразное свое положение, вполне свободно сошлись в одних и тех же выводах, TO вы, вероятно, отнесетесь к ним с доверием. Если, затем, вы припомните, что здесь пред вами были трое из наиболее выдающихся хирургов столицы, и в том числе два профессора хирургии, и что они имели возможность проследить ранение и его последствия, так сказать, по горячим следам, у постели больного, то вы придадите их показаниям научный авторитет. Сущность этих показаний от вас не ускользнула: рана нанесена, как оказывается из осмотра опаленного места на мундире, почти в упор - рана тяжелая и грозившая опасностью жизни.
Внутренняя сторона деяния Засулич будет затем подлежать особому вашему обсуждению. Здесь надо приложить всю силу разумения, чтобы правильнее оценить цель и намерение, вложенные в действия подсудимой. Я укажу лишь на то, что более выдающимися основаниями для осуждения представляются здесь: во-первых, собственное объяснение подсудимой и, во-вторых, обстоятельства дела, не зависимые от этого объяснения, но которыми во многих отношениях может быть проверена его правильность или неправильность.
Собственное объяснение подсудимой прежде всего оценивается по тому доверию, какое вообще внушает или не внушает личность подсудимой. Ha скамью обвиняемых являются люди самых различных свойств. Обстановка, в которой они действовали до появления на этой скамье, обыкновенно отражается и на степени доверия, внушаемого их объяснениями перед судом. B большинстве случаев к объяснениям подсудимого надо относиться с осторожностью. Он слишком близкий к делу человек, OH слишком большое участие в нем принимает, чтобы относиться к нему со спокойствием, чтобы иногда, под влиянием своего положения, невольно не смотреть на деяние свое односторонне, т. е. не вполне согласно с истиной. Это настолько понятное явление, что обращаться к подсудимому с укором не следует, а следует лишь искать проверки объяснения подсудимого в сложившихся так или иначе фактах дела. Ho собственное объяснение подсудимого, в особенности в делах, подобных настоящему, всегда должно быть принимаемо во внимание.
Существует, если можно так выразиться, два крайних типа по отношению к значению даваемых ими объяснений. C одной стороны - обвиняемый в преступлении, построенном на своекорыстном побуждении, желавший воспользоваться в личную выгоду плодами преступления, хотевший скрыть следы своего дела, бежать сам и на суде продолжающий то же, в надежде лживыми объяснениями выпутаться из беды, которой он всегда рассчитывал избежать,- игрок, которому изменила ловкость, поставивший на ставку свою свободу и желающий отыграться на суде. C другой стороны - отсутствие личной выгоды в преступлении, решимость принять его неизбежные последствия, без стремления уйти от правосудия,- совершение деяния в обстановке, которая заранее исключает иозможность отрицания вины.
Между этими двумя типами укладываются все обвиняемые, бывающие на суде, приближаясь то к тому, то к другому. Очевидно, что обвиняемый первого типа заслуживает менее доверия, чем обвиняемый второго. Приближение к тому или другому типу не может уничтожать преступности деяния, приведшего обвиняемого K необходимости давать свои объяснения на суде, но может влиять на степень доверия к этим объяснениям.
K какому типу ближе подходит Bepa Засулич - решите вы и сообразно с этим отнесетесь с большим или меньшим доверием к ее словам о том, что именно она имела в виду сделать, стреляя в генерал-адъютанта Трепова. Вы слышали объяснения Засулич здесь, вы помните сущность ее объяснения тотчас после происшествия. Оно приведено в обвинительном акте. Оба эти показания в сущности сводятся к желанию нанесением раны или причинением смерти отомстить генерал-адъютанту Трепову за наказание розгами Боголюбова и тем обратить на случившееся в предварительной тюрьме общее внимание. Этим, по ее словам, она хотела сделать менее возможным на будущее время повторение подобных случаев.
Вы слышали прения сторон. Обвинитель находит, что подсудимая совершила мщение, имевшее целью убить генерал-адъютанта Трепова.
Обвинитель указывал вам на то нравственное осуждение, которому должны подвергаться избранные подсудимой средства, даже и в тех случаях, когда ими стремятся достигнуть нравственных целей. Вам было указано на возможность такого порядка вещей, при котором каждый, считающий свои или чужие права нарушенными, постановлял бы свой личный, произвольный приговор и сам приводил бы его в исполнение. Рассматривая с этой точки зрения объяснения подсудимой и проверяя их обстановкой преступления, прокурор находил, что подсудимая хотела лишить жизни потерпевшего.
Вы слышали затем доводы защиты. Они были направлены преимущественно на позднейшее объяснение подсудимой, в силу которого рана или смерть генерал- адъютанта Трепова была безразлична для Засулич,- важен был выстрел, обращавший на причины, по которым он был произведен, общее внимание. Таким образом, по предположению защиты, подсудимая считала себя поднимающей вопрос о восстановлении чести Боголюбова и разъяснении действительного характера про- исп^ствия 13 июля, и не только перед судом России, HO и перед лицом Европы. То, что последовало после выстрела, не входило в рдсчеты подсудимой.
Вы посмотрите спокойным взглядом на те и другие доводы, господа присяжные заседатели. Вы остановитесь на их беспристрастном разборе и, произведя его, вероятно, встретитесь с вопросами.
Если нужно обращать на что-либо общее внимание, хотя бы путем необыкновенного или даже незаконного поступка, то является ли стрельба из револьвера и на расстоянии, на котором трудно промахнуться, единственным неизбежным средством? Общее внимание исключительно ли. связано с действиями, которые почти неминуемо сопровождаются пролитием крови? Выстрел, направленный не в человека, но с внешними признаками покушения, не так же ли может поднять вопрос? Наконец, поднятие вопросов, хотя бы и о действительно больных сторонах общественной жизни, способом, избранным подсудимой, не является ли резким нарушением правильного устройства этой жизни, не является ли лекарством, которое оставляет болезненные следы, так как определение в каждом данном случае вопроса, который должен быть таким образом поднят, ставится в зависимость от произвола, от развития, от разума или неразумия отдельного лица.
Обратясь к показанию Засулич, вы поищите в нем доказательств того, что она могла быть твердо уверена, что дело ее будет разбираться обыкновенным судом, публичным, гласным; ввиду этого вопроса я должен вам напомнить, что она здесь, на суде, объяснила именование себя Екатериной Козловой боязнью за своих знакомых, так как предполагала, что дело о ней будет производиться политическим порядком. A по этим делам закон разрешает закрывать двери суда всегда, когда это будет признано судом нужным.
Обсуждая доводы прокурора, вам придется остановиться на том, что надо понимать под мщением.. Придется разобрать значение первоначального заявления подсудимой о желании отомстить. Быть может, в самом этом слове вы найдете и объяснение практической цели, для которой был произведен выстрел, если вы согласитесь с обвинителем в его взгляде на поступок Засулич.
Чувство мщения свойственно немногим людям; OHO не так естественно, не так тесно связано с человеческой природощ как страсть, например ревность, но оно бывает иногда весьма сильно, если человек не употребит благороднейших чувств души на подавление в себе стремления отомстить, если даст этому чувству настолько ослепить себя и подавить, что станет смешивать отомщение с правосудием, забывая, что враждебное настроение - плохое подспорье для справедливости решения. Каждый, более или менее, в эпоху, когда еще характер не сложился окончательно, испытывал на себе это чувство. Состоит ли оно в непременном желании уничтожить предмет гнева, виновника страданий, вызвавшего в душе прочное чувство мести? Или наряду с желанием уничтожить - и притом гораздо чаще - существует желание лишь причинить нравственное или физическое страдание или и то и другое страдание вместе? Акты мщения встречаются, к сожалению, в жизни в разнообразных формах, но нельзя сказать, чтобы в основе их всегда лежало желание уничтожить, стереть с лица земли предмет мщения.
Вы знаете жизнь, вы и решите этот вопрос. ^Быть может, вы найдете, что в мщении выражается не исключительное желание истребить, а и желание причинить страдание и подвергнуть человека нравственным ударам. Если вы найдете это, то у вас может явиться соображение, что указание Засулич на желание отомстить еще не указывает на ее желание непременно убить генерал- адъютанта Трепова.
Разрешить так или иначе вопрос о степени доверия к показанию подсудимой нельзя, не перейдя к проверке его данными дела. И здесь вы снова встретитесь с рядом вопросов. Во-первых, вы обратите внимание на оружие и на то, что оно куплено по поручению подсудимой. Показание Лежена охарактеризовало перед вами свойства револьвера. Это - один из сильнейших. Вместе с тем по конструкции своей он один из самых коротких. Вы припомните мнение обвинителя, что калибр револьвера, его боевая сила указывают на желание убить, но вы не упустите из виду и Того соображения, что размер револьвера делал удобным его ношение в кармане и его незаметное вынутие оттуда, причем не цель непременного убийства могла быть в виду, а лишь обстановка, в которой придется стрелять. Во-вторых, вы обсудите расстояние, с которого произведен выстрел, и место, куда он произведен. То, что он произведен почти в упор, может служить указанием на желание причинить смертельное повреждение, но не надо упускать из виду, что расстояние между генерал-адъютантом Треповым и Засулич обусловливалось обстановкой и, быть может, с другОго места выстрела уже и нельзя было произвести. Вы решите, было ли расстояние, с которого был произцеден столь близкий выстрел, выбрано Засулич произвольно и не было ли бы удобнее для целей убийства стрелять с несколько большего расстояния, так как тогда можно, не стесняясь расстоянием, навести пистолет в наиболее опасную часть тела. При этом вы сделаете и оценку выбора места, куда произведен был выстрел. Вы припомните, что говорил обвинитель о волнении подсудимой, мешавшем ей сделать выстрел иначе, но не забудете также и того, что, по обыденным понятиям и по медицинскому исходу настоящего ранения, наиболее опасными местами для причинения смерти являются голова и грудь. Вы вообще обратите особое внимание на оценку данных самого события.
Перед вами здесь было высказано, что для определения того, что Засулич не хотела убить, не нужно t>co- бенно останавливаться на фактах,- они, по-видимому, представляются не имеющими значения. Ho я не могу со своей стороны дать вам такого совета. Я думаю, что на факты нужно во всяком деле обращать особое внимание. Ha одних предположениях и теоретических выводах судебного решения - обвинительного или оправдательного безразлично - строить нельзя. Предположения и выводы являются иногда прочной и верной связью между фактами,* но сами по себе еще ничего не доказывают. Всего лучше и несомненнее цифры, где нет цифр, там остаются факты, но если цифр нет, если факты отбрасываются в сторону, то всякий вывод является произвольным1 и лишенным оснований. Поэтому, повторяю, при обсуждении двух возникающих из дела вопросов о покушении на убийство и о нанесении раны вдумайтесь в факты и подвергните их тщательному разбору. Отвечая на первый из поставленных вам вопросов, вы ответите на вопрос о ране - тяжелой и обдуманной заранее; отвечая не только на первый, но и на второй вопрос, вы отвечаете на вопрос об убийстве, которое, как вы видите из прежнего вопроса, предполагается не совершившимся только от причины, которые устранить или создать было не в силах Засулич.
Ответ на все эти вопросы дает полную картину покушения на убийство, ответ на один первый - дает картину нанесения, сознательно и обдуманно, тяжелой раны.
При признании подсудимой виновной вам придется выбирать между этими двумя ответами. Быть может, у вас возникнут сомнения относительно выбора одного из этих ответов. Ввиду этого я должен вам напомнить, что по общему юридическому и нравственному правилу всякое сомнение толкуется в пользу подсудимого; в применении к двум обвинениям в различных преступлениях это значит, что избирается обвинение в преступлении слабейшем.
Остается указать еще на ту часть вопроса первого, одинаково применимую и к покушению на убийство, и к нанесению тяжелой раны, которая говорит о заранее обдуманном намерении.
Каждое действие чем серьезнее, тем более оно обдуманно; то же и по отношению к преступлению. Обвинительная власть находит, что подсудимая учинила свое деяние, задолго его обдумав и приготовясь к нему; защита полагает, что ничего обдуманного заранее не было и что Засулич, думая о том, что она впоследствии совершила в приемной градоначальника, находилась в состоянии постоянного аффекта, т. e. в состоянии постоянно гнетущего и страстного раздражения. Преступления, совершенные в состоянии раздражения, существенно отличаются от обдуманных заранее. Если вы признаете, что подсудимая в то время, когда стреляла в генерал- адъютанта Трепова, находилась в состоянии вызванного в ней незадолго перед тем раздражения и гнева, то вы отвергнете обдуманность и исключите ее из.первого во* проса, прибавив к нему, в случае утвердительного ответа на прочие его части, «но без обдуманного намерения».
Закон, однако, признает запальчивость и раздражение как последствия внезапно налетевшего гнева, который вполне овладевает человеком. Неожиданная обида, насилие, явное притеснение, возмутительное поведение могут в очевидцах или в потерпевшем вызвать негодование, которое заставит его забыть об окружающем и броситься на обидчика или, вступив с ним в объяснение, постепенно потерять всякое самообладание и свершить над ним преступное деяние, последствий которого совершитель за час, за полчаса иногда вовсе и не предвидел и которых он в спокойном состоянии сам ужаснулся бы. Ho где есть некоторое время подумать, побыть с самим собой, где на первом плане не гнев, а более спокойное и более глубокое враждебное чувство, там убийство является уже умышленным. Там же, где желание причинить вред или убить существует более или менее продолжительное время, где человек встает И ЛОЖИТСЯ C одной мыслью, с одной решимостью, где он приобретает средства для своего деяния и затем, однажды все обдумав и предусмотрев и на все решившись, идет на свершение своего дела,^- там мы, с точки зрения закона, имеем дело с преступлением предумышленным, т. e. совершенным с заранее обдуманным намерением. Каждый день, в течение долгого приготовления и обдумывания, человек этот может негодовать на свою будущую жертву, каждый день воспоминание о ней может возбуждать и гнев, и раздражение, и все-таки, если это продолжалось много-много дней и в течение их мысль о будущем деле созрела и развивалась, закон указывает на пред- умышление.
He в гневе, не в страстном негодовании отличие преступления, совершенного предумышленно, от деяния, сделанного в раздражении, а в промежутке времени, дающем возможность одуматься, критически отнестись к себе и к задуманному делу и, призвав на помощь силу воли, отказаться от заманчивого плана. Там, где была эта возможность критики, возможность отказа, возвращения назад, возможность раздумия, там закон видит условия обдуманности. Где этого нет, когда человек неожиданно поглощен страстным порывом, там закон видит аффект.
Господа присяжные! Мне нечего говорить вам о порядке ваших совещаний: он вам известен. Нечего говорить о важности ваших обязанностей как представителей общественной совести, призванных творить суд. Открывая заседание, я уже говорил вам об этом, и то внимание, с которым вы относились к делу, служит залогом вашего серьезного отношения к вашей задаче. Указания, которые я вам делал теперь, есть не что иное, как советы, могущие облегчить вам разбор данных дела и приведение их в систему. Они для вас нисколько не обязательны. Вы можете их забыть, вы можете их принять во внимание. Вы произнесете решительное и окончательное слово по этому важному, без сомнения, делу. Вы произнесете это слово по убеждению вашему, глубокому, основанному на всем, что вы видели и слышали, и ничем не стесняемому, кроме голоса вашей совести.
Если вы признаете подсудимую виновной по первому или по всем трем вопросам, то вы можете признать ее заслуживающей снисхождения по обстоятельствам дела. Эти обстоятельства вы можете понимать в широком смысле. K ним относится все то, что обрисовывает перед вами личность виновного. Эти обстоятельства всегда имеют значение, так как вы судите не отвлеченный предмет, а живого человека, настоящее которого всегда прямо или косвенно слагается под влиянием его прошлого. Обсуждая основания для снисхождения, вы припомните раскрытую перед вами жизнь Засулич. Быть может, ее скорбная, скитальческая молодость объяснит вам ту накопившуюся в ней горечь, которая сделала ее менее спокойной, более впечатлительной и более болезненной по отношению к окружающей жизни, и вы найдете основания для снисхождения.
(К старшине.) Получите вопросный лист. Обсудите дело спокойно и внимательно, и пусть в приговоре вашем скажется тот «дух правды», которым должны быть проникнуты все действия людей, исполняющих священные обязанности судьи.
Вера Ивановна Засулич
ЗАСУЛИЧ Вера Ивановна (1849-1919) - российская общественная деятельница, народница, марксистка , литературный критик и публицист.
Участвовала в революционных кружках с 1868 г. С 1875 г. находилась на нелегальном положении. В 1878 г. стреляла в петербургского градоначальника Ф. Ф. Трепова. Причиной покушения послужил его приказ, по которому был незаконно высечен розгами политический заключенный Боголюбов (А. С. Емельянов). Оправдана судом присяжных 31 марта 1878 г. В 1879 г. примкнула к народнической организации «Черный передел».
С 1883 г. - член группы «Освобождение труда», с 1900 г. - член редакции газеты «Искра» и социал-демократического журнала «Заря». С 1903 г. была одним из лидеров меньшевиков.
Орлов А.С., Георгиева Н.Г., Георгиев В.А. Исторический словарь. 2-е изд. М., 2012, с. 189.
Засулич, Вера Ивановна (1850- 1919). Родилась в д. Михайловка Смоленской губернии. Училась в Москве в частном пансионе (1864-67), где готовили гувернанток со знанием иностранного языка.
Приехав в 1868 в Петербург, стала работать в переплетной мастерской, занималась самообразованием, принимала участие в революционных кружках.Арест. 30 апреля 1869 г. по делу Нечаева, освобождена в марте 1871 г. В 1869-71 находилась в заключении в Литовском замке. Вскоре была выслана в Крестцы, Новгор. губ. В 1872 г. переведена в Солигалич, Костромск. губ., в декабре 1873 г. в Харьков. С 1875 на нелегальном положении. В 1875 г. с целью пропаганды поселилась с Фроленко в дер. Цебулевке, Киевск. губ. В 1876 г. входила в состав отряда организованного бунтарями в Елисаветграде. В 1877 г. с М. А. Коленкиной вернулась в Петербург. В 1877 работала в Петербурге в подпольной "Вольной русской типографии, принадлежавшей обществу "Земля и воля".
24 января стреляла в петербургского градоначальника Ф. Ф. Трепова, по приказу которого был высечен заключенный революционер Боголюбов. 31 марта 1878 оправдана судом присяжных и эмигрировала. В 1879 нелегально вернулась в Россию и вместе с Г. В. Плехановым организовала группу "Черный передел", занимавшуюся народнической пропагандой.
В 1880 вновь эмигрировала, в 1883 участвовала в создании первой марксистской группы "Освобождение труда", принимала активное участие в деятельности II Интернационала. В 1899 - 1900 нелегально находилась в Петербурге. После II съезда РСДРП (1903) - одна из лидеров меньшевиков. В 1905 после Манифеста 17 октября вернулась в Россию, поселилась на хуторе Греково в Тульской губернии, на зиму приезжая Петербург. От политической деятельности почти отошла. Октябрьскую революцию 1917 считала контрреволюционным переворотом, а так называемую "диктатуру пролетариата " - зеркальным отражением царского режима.
В. И. Засулич вела переписку с К. Марксом и Ф. Энгельсом, занималась переводами их трудов на русский язык. Написанные ею работы охватывают широчайший круг проблем истории, философии, литературы и др.
Умерла в Петрограде. Похоронена на Волковском православном кладбище (Литераторские мостки).
Использован материал с сайта "Народная Воля" - http://www.narovol.narod.ru/
ЗАСУЛИЧ Вера Ивановна (1849, д. Михайловка Смоленской губ. - 1919, Петроград) - деятель рев. движения. Род. в мелкопоместной дворянской семье. Рано лишившись отца, Засулич воспитывалась у теток и в 1864 была отдана в моек. частный пансион, где готовили гувернанток со знанием иностранного языка. В 1867 - 1868, нуждаясь в заработке, была письмоводителем у мирового судьи в Серпухове. Переехав в Петербург, стала работать в переплетной мастерской, занималась самообразованием и мечтала о рев. деятельности. В 1868 Засулич познакомилась с С. Г. Нечаевым , безуспешно пытавшимся вовлечь ее в свою организацию. Тем не менее Засулич предоставила Нечаеву свой адрес для пересылки писем. После нечаевской истории в 1869 Засулич была арестована, около года провела в Литовском замке и Петропавловской крепости, затем ее сослали в Новгородскую губ. В 1875 ей позволили жить под надзором полиции в Харькове. Увлекшись учением М.А. Бакунина , Засулич перешла на нелегальную работу; вошла в народнический кружок "Южные бунтари". В 1877 работала в Петербурге, в подпольной "Вольной русской типографии", принадлежавшей обществу "Земля и воля". В 1878 Засулич совершила покушение на градоначальника Ф.Ф. Тренева за применение плетей к политзаключенному, положив таким образом начало политическому террору, к-рый впоследствии сама же осуждала. Была оправдана судом присяжных под председательством А. Ф. Кони . Убежденная в необходимости крестьянской рев., в 1879 Засулич вместе с Г.В. Плехановым организовала группу "Черный передел", занимавшуюся пропагандой. В 1880 Засулич была вынуждена эмигрировать. Вскоре она поняла утопичность народничества и стала убежденной сторонницей рев. марксизма; в 1883 участвовала в создании группы "Освобождение труда". Засулич вела переписку с К. Марксом и Ф. Энгельсом, занималась переводами их трудов на рус. язык; принимала активное участие в деятельности II Интернационала. С 1894 жила в Лондоне. Написанные ею работы касались широчайшего круга проблем (истории, философии, лит-ры и др.). С 1897 жила в Швейцарии. В 1899 - 1900 Засулич нелегально находилась в Петербурге и познакомилась с В. И. Лениным . С 1900 выступала против "легального марксизма", входила в редакцию "Искры" и "Зари". В 1903 на II съезде РСДРП стала активным деятелем меньшевиков. В после Манифеста 17 октября вернулась в Россию. В годы реакции поселилась на хуторе Греково в Тульской губ., на зиму уезжая в Петербург, и от полит. деятельности почти отошла. По отношению к первой мировой войне заняла позицию оборончества: "Раз оказавшись бессильным остановить нападение, интернационализм уже не может, не должен был мешать обороне". В Февральскую революцию 1917 года с горечью констатировала, что социал-демократия не желает допустить к власти либералов, полагая, что "единственный революционный хороший класс" - это пролетариат, а остальные - предатели. Октябрьскую революцию Засулич рассматривала как контрреволюционный переворот , прервавший политическое развитие буржуазно-демократической революции. Она считала, что большевики создали зеркальное отражение царского режима. Перевернутый мир не преобразился. На его месте "стоит отвратительное громогласно лгущее, властвующее меньшинство и под ним громадное вымирающее от голода, вырождающееся с заткнутым ртом большинство". В последние годы жизни Засулич тяжело болела. Не отказавшись от своих убеждений, она чувствовала неудовлетворенность прожитой жизнью и казнилась за допущенные ошибки, приведшие к трагедии.
Использованы материалы кн.: Шикман А.П. Деятели отечественной истории. Биографический справочник. Москва, 1997.
ЗАСУЛИЧ Вера Ивановна (29 июля 1849, Михайловка Смоленской губ.- 8 мая 1919, Петроград). Родилась в семье мелкопоместного дворянина. В 1867 году сдала экзамен на звание домашней учительницы. В конце 1868 года познакомилась с С.Г. Нечаевым, который пытался вовлечь её в создаваемую им революционную организацию, она отказалась, считая его планы фантастическими, но предоставила свой адрес для получения и передачи писем. За письмо, полученное из-за границы для передачи другому лицу, арестована в 1869 году, находилась в заключении, затем сослана. В 1875 году вошла в киевскую народнич. группу "бунтарей" (бакунистов). В 1877 году переехала в Петербург, участвовала в деятельности "Земли и Воли". 24 января 1878 года совершила покушение на жизнь петербургского градоначальника Ф.Ф. Трепова ; 31 марта оправдана судом присяжных. В 1879 году после раскола "Земли и Воли" примкнула к Чёрному переделу". Эмигрировала. В 1883 году участвовала в создании с-д. группы "Освобождение труда", позднее член редакций "Искры" и "Зари". Была представителем российской социал-демократии на трёх конгрессах 2-го Интернационала (1896, 1900,1904). После раскола РСДРП на 2-м съезде (1903) стала одним из активных деятелей меньшевизма, ближайшим сподвижником Г.В. Плеханова . В кон. (после Манифеста 17 октября ) поселяется в Петербурге, перейдя на легальное положение. В.годы реакции примыкала к ликвидаторам. В годы 1-й мир. войны стояла на оборонч. позициях.
После Февральской революции 1917 года вошла в марте в группу "Единство". В апреле вместе с Г.В. Плехановым, Л.Г. Дейчем подписала воззвание "Российской Социал-Демократической Рабочей партии": "Гражданки и граждане! Отечество в опасности. Не надо гражд. войны. Она погубит нашу молодую свободу. Необходимо соглашение Совета РСД с Временным правительством. Нам не надо завоеваний, но мы не должны дать немцам подчинить себе Россию... мы защищаем свою и чужую свободу. Россия не может изменить своим союзникам... " ("Единство", 1917, 22 апркля). В середине июня выдвинута кандидатуру в гласные петроградской Временной Городской думы. В июле подписала "Воззвание старых революционеров ко всем гражданам России", в котором, в частности, говорилось: "Родина и рев-ция в опасности, и доколе эта опасность не исчезает, не время парт. споров. Объединимся все, без различия партий и классов, на одном деле, на одной цели - на спасении Родины... пусть все граждане России объединятся против объединённых армий врага и отдадут себя всецело в распоряжение Правительства Спасения Революциии... " (там же, 18 июля). В окт. выдвинута кандидатом в члены Учредительного Собрания.
Октябрьскую революцию не приняла, считая, что "нет у социализма в настоящий момент более лютых врагов, чем господа из Смольного. Не капиталистический способ производства они превращают в социалистический, а истребляют капиталы, уничтожают крупную промышленность... " ("Социализм Смольного", "Заря", 1922, № 9/10, с. 286). 1 апреля 1918 года единственный раз за свою полувековую революционную деятельность произнесла небольшую речь в клубе "Рабочее Знамя", где чествовалось 40-летие её оправдания присяжными заседателями.
Использованы материалы статьи В.В. Ворошилова в кн.: Политические деятели России 1917. биографический словарь. Москва, 1993.
Засулич Вера Ивановна (27.VII.1849 - 8.V.1919) (парт. и лит. псевд. - Велика, Велика Дмитриева, Вера Ивановна, Иванов В., Карелин Н., Старшая сестра, "Тетка", В. И. и др.) - деятель русского революционного движения. Родилась в дворянской семье в деревне Михайловке (Смоленской губернии). В марте 1867 года в Москве закончила пансион и выдержала экзамен на учительницу. Летом 1868 года приехала в Петербург. В конце 1860-х годов у Засулич стали складываться революционные взгляды. Познакомившись с С. Г. Нечаевым, она выступила против его заговорщических авантюристических замыслов. В мае 1869 года Засулич была арестована (за письмо, полученное от Нечаева из-за границы). Находилась в заточении с мая 1869 до марта 1871 года в Литовском замке и Петропавловской крепости. Сослана в Новгородскую губернию, потом в Тверь и, наконец, в Костромскую губернию. В декабре 1873 года переехала в Харьков, где училась на акушерских курсах. В 1875 году вошла в состав народнической группы киевских "бунтарей", после разгрома которой переехала (летом 1877 года) в Петербург. 24 января 1878 года Засулич стреляла в петербургского градоначальника Р. P. Трепова, по приказу которого был наказан розгами заключенный революционер Боголюбов. После оправдательного приговора, вынесенного судом присяжных (31.III.1878), Засулич эмигрировала в Швейцарию. В 1879 году она возвратилась в Россию, примкнула к "Черному переделу". В январе 1880 года вновь эмигрировала, участвовала в заграничном отделе общества Красного креста "Народной воли". В 1883 году Засулич, перейдя на позиции марксизма, вошла в состав Группы "Освобождение труда", развив в ней активную деятельность: переводила произв. К. Маркса и Ф. Энгельса, сотрудничала в демократических и марксистских журналах ("Новое слово", "Науч. обозрение" и др.). Засулич вела переписку с Марксом и Энгельсом, находилась в дружбе с видными русскими эмигрантами. В 1890 - начале 1900-х годов Засулич выступила с рядом статей, направленных против ошибочной тактики индивидуального террора. В конце 1899 года Засулич нелегально (по болгарскому паспорту Велики Дмитриевой) приезжала в Россию и устанавливала связи с местными социал-демократическими группами, познакомилась с В. И. Лениным. В 1900 году Засулич возвратилась за границу, вошла в состав редакции "Искры" и "Зари", участвовала в конгрессах 2-го Интернационала. На Втором съезде РСДРП (1903) присутствовала с совещательным голосом от редакции "Искры", примыкала к искровцам меньшинства. После II съезда - один из лидеров меньшевизма. Вернувшись в 1905 году в Россию, поселилась в Петербурге. В годы реакции выступала с поддержкой взглядов ликвидаторов. Во время 1-й мировой войны стояла на позициях социал-шовинистов. В 1917 году являлась членом меньшевистской группы "Единство". Октябрьскую социалистическую революцию Засулич встретила враждебно.
Засулич принадлежит очерк истории Международного товарищества рабочих, сочинение о Руссо и Вольтере, литературно-критические статьи о Д. И. Писареве, Н. А. Добролюбове, Н. Г. Чернышевском, С. М. Кравчинском (Степняке), В. А. Слепцове, П. Д. Боборыкине и др. В своих литературно-критических работах Засулич продолжала передовые традиции революционно-демократической литературы. В. И. Ленин, резко критикуя и осуждая политически ошибочную меньшевистскую позицию Засулич, вместе с тем высоко оценивал ее революционные заслуги, относя ее к числу виднейших революционеров (см. Ленинский сборник, XXIV, 1933, с. 170).
Б. С. Итенберг. Москва.
Советская историческая энциклопедия. В 16 томах. - М.: Советская энциклопедия. 1973-1982. Том 5. ДВИНСК - ИНДОНЕЗИЯ. 1964.
Сочинения: Сборник статей, т. 1-2, СПБ, 1907; Воспоминания, М., 1931. Статьи о рус. лит-ре, М., 1960.
Литература: Ленин В, И., Соч., 4 изд. (см. Справочный том, ч. 2, с. 202); Переписка К. Маркса и Ф. Энгельса с рус. политич. деятелями, 2 изд., М., 1951; Федорченко Л. С. (Н. Чаров), В. И. Засулич, М., 1926; Ковалевский М., Русская революция в судебных процессах и мемуарах, кн. 2 - Дело Веры Засулич, М., 1923; Кони А. Ф., Воспоминания о деле В. Засулич, М.-Л., 1933; Группа "Освобождение труда" (из архивов Г. В. Плеханова, В. И. Засулич и Л. Г. Дейча), Сб. No 1-6, М.-Л., 1923-28; Степняк-Кравчинский С. М., Соч., т. 1, М., 1958.
...Сама потом осуждала
Вера Ивановна Засулич (партийные клички - Велика, Старшая сестра, Тётка и др.; 1849-1919) родилась в Смоленской губернии, в мелкопоместной дворянской семье. Рано лишившись отца, она воспитывалась у теток и в 1864 г. была отдана в московский частный пансион, где готовили гувернанток. В 1867-1868 гг., нуждаясь в заработке, Засулич стала письмоводителем у мирового судьи в Серпухове. Переехав в 1868 г. в Петербург, начала работать в переплетной мастерской, занималась самообразованием и мечтала о революционной деятельности.
Вскоре она познакомилась с C.Г. Нечаевым и предоставила ему свой адрес для пересылки писем, однако вступить в его организацию отказалась. Тем не менее после убийства нечаевцами студента И.И. Иванова в 1869 г. Засулич была арестована, около года провела в Литовском замке и Петропавловской крепости. Затем ее сослали в Новгородскую губернию, а в 1875 г. позволили жить под надзором полиции в Харькове. Здесь она увлеклась учением М.А. Бакунина, перешла на нелегальное положение и вступила в народнический кружок «Южные бунтари». После его разгрома в 1877 г. она переехала в Петербург, где работала в нелегальной «Вольной русской типографии», принадлежавшей обществу «Земля и воля».
В 1878 г. Засулич совершила покушение на петербургского градоначальника Ф.Ф. Трепова (причиной послужили его издевательства над заключенным). Засулич купила револьвер, пришла на прием к Трепову и, зайдя к нему в кабинет, выстрелила. Дело рассматривалось в суде не как политическое. Вина Засулич была очевидна. Даже ее адвокат (П.А. Александров) признал, что она стреляла с намерением убить. Речь обвинителя была крайне бесцветной, но адвокат, напротив, блистал красноречием. Он подчеркивал, что Трепов сам поступил плохо, и Засулич, не могла не сочувствовать заключенному. На стороне адвоката был и председатель суда А.Ф. Кони. Присяжные полностью оправдали Засулич.
В этот день комитет «Народной воли» выпустил листовку, где говорилось: «31 марта 1878 г. для России начался пролог той великой исторической драмы, которая называется судом народа над правительством. Присяжные отказались обвинить ту, которая решилась противопоставить насилию насилие. Этим ознаменовалось пробуждение нашей общественной жизни». «Пробуждением» было названо оправдание явного беззакония: общество дало санкцию на уничтожение представителей правопорядка. Выстрел чересчур эмоциональной девицы развязал руки террору.
Оправданная судом, Засулич продолжала революционную деятельность. В 1879 г. она вместе с Г.В. Плехановым организовала группу «Черный передел», а в 1880 г. была вынуждена эмигрировать. Разочаровавшись в народничестве она стала марксисткой: участвовала в создании группы «Освобождение труда», переписывалась с Марксом и Энгельсом, переводила их труды на русский язык, участвовала в деятельности II Интернационала. С 1894 г. Засулич жила в Лондоне, с 1897 г. - в Швейцарии. В 1899-1900 гг. нелегально находилась в Петербурге, познакомилась с Лениным; с 1900 г. входила в редакцию «Искры» и «Зари». При расколе РСДРП стала на сторону меньшевиков. В 1905 г. после провозглашения Манифеста 17 октября, давшего населению политические свободы и гарантировавшего созыв Государственной Думы, вернулась в Россию; проводила лето на хуторе в Тульской губернии, а зиму в Петербурге. От политической деятельности почти отошла.
Во время I мировой войны Засулич, в отличие от большевиков, не желала России поражения, за что те аттестовали ее как «социал-шовинистку». Октябрьский переворот 1917 г. она считала контрреволюционным, прервавшим ход февральской революции. В последние годы жизни Засулич тяжело болела. В советской действительности она усматривала «отвратительное, громогласно лгущее, властвующее меньшинство и под ним громадное, вымирающее от голода, вырождающееся с заткнутым ртом большинство».
Вера Засулич вошла в историю благодаря своему выстрелу в Трепова. Этот выстрел и его последующее оправдание дали толчок революционному террору, который она сама потом осуждала. Но в благодарность за этот выстрел большевики присвоили имя Веры Засулич улицам и переулкам ряда городов.
Черная книга имен, которым не место на карте России. Сост. С.В. Волков. М., «Посев», 2004.
Далее читайте:
, тайное революционное общество, существовало в 1870-е гг.Сочинения:
Революционеры из буржуазной среды, П., 1921 (биогр. очерк П. Дейча);
Воспоминания, М., 1931.
Сборник статей, т. 1-2, СПБ, 1907;
Статьи о рус. лит-ре, М., 1960.
Литература:
Николаевский Б.И., Из лит. наследства В.И. Засулич. "Каторга и ссылка", 1929, N 55;
Бургина А. Социал-демократическая меньшевистская литература. Библиографический указатель. Станфорд, 1968 г.
Богданова Т.А. В.И.Засулич и русская социал-демократия // Источниковедческое изучение памятников письменной культуры в собраниях и архивах ГПБ. История России XIX - XX веков: Сб. научных трудов. Л.,1991.
Ленин В, И., Соч., 4 изд. (см. Справочный том, ч. 2, с. 202);
Переписка К. Маркса и Ф. Энгельса с рус. политич. деятелями, 2 изд., М., 1951;
Федорченко Л. С. (Н. Чаров), В. И. Засулич, М., 1926;
Ковалевский М., Русская революция в судебных процессах и мемуарах, кн. 2 - Дело Веры Засулич, М., 1923;
Кони А. Ф., Воспоминания о деле В. Засулич, М.-Л., 1933;
Группа "Освобождение труда" (из архивов Г. В. Плеханова, В. И. Засулич и Л. Г. Дейча), Сб. No 1-6, М.-Л., 1923-28;
Степняк-Кравчинский С. М., Соч., т. 1, М., 1958.
Засулич Вера Ивановна
1849–1919
Революционерка-народница, деятель российского и международного социалистического движения.
Вера Засулич родилась в деревне Михайловка Гжатского уезда Смоленской губернии в обедневшей польской дворянской семье. Отец Веры, офицер, умер, когда девочке было три года. Мать, оставшись одна с тремя дочерьми, вынуждена была отправить Веру к более обеспеченным родственникам. В 1864 году она была отдана в московский частный пансион, где учили иностранным языкам и готовили гувернанток. После окончания пансиона, в 1867 году, Вера Засулич сдала экзамен на звание домашней учительницы и переехала в Петербург. Около года служила секретаршей у мирового судьи в Серпухове. С начала 1868 года в Санкт-Петербурге устроилась переплётчицей и занималась самообразованием.
Начав посещать революционные кружки, Засулич в конце 1868 года познакомилась с С.Г. Нечаевым, который безуспешно пытался вовлечь её в создаваемую им революционную организацию «Народная расправа». Засулич отказалась, считая его планы фантастическими, но, тем не менее, предоставила свой адрес для получения и передачи писем нелегалов. За письмо, полученное из-за границы для передачи другому лицу, Вера Засулич была арестована 30 апреля 1869 года. Около года провела она в тюрьмах по «нечаевскому делу» об убийстве студента. В марте 1871 года была освобождена, но сослана в Крестцы Новгородской губернии, а затем в Тверь. В Твери Засулич вновь арестовали за распространение нелегальной литературы и выслали в Костромскую губернию, а оттуда - в декабре 1873 года - в Харьков.
В Харькове она училась на акушерских курсах. С 1875 года жила под надзором полиции, увлекшись учением М.А. Бакунина, вошла в кружок «Южные бунтари», который был создан в Киеве, но имел филиалы по всей Украине, объединяя около 25 бывших участников «хождения в народ». Засулич и другие «бунтари»-бакунисты пытались с помощью фальшивых царских манифестов поднять крестьянское восстание под лозунгом уравнительного передела земли. Замысел «бунтарей» по подготовке восстания осуществить не удалось, в 1877 году организация была разгромлена, а Засулич, спасаясь от преследований полиции, выехала в столицу, где было легче затеряться.
Переехав в Петербург, Засулич работала в подпольной «Вольной русской типографии», тогда же вошла в общество «Земля и воля», которому эта типография принадлежала.
В июле 1877 года петербургский градоначальник Трепов отдал приказ о порке политического заключенного народника Боголюбова за то, что тот не снял перед ним шапку. Приказ Трепова о сечении розгами был нарушением закона о запрете телесных наказаний от 17 апреля 1863 года. Этот инцидент 13 июля 1877 года вызвал бунт в тюрьме, получил широкую огласку, о нем писали газеты. В разных местах революционеры стали готовить покушения на градоначальника Трепова, чтобы отомстить за своего товарища. Утром 24 января 1878 года Засулич пришла на прием к Трепову в здание Управления петербургского градоначальства и выстрелила ему из пистолета в грудь, тяжело ранив. Террористка была немедленно арестована. Имя стрелявшей быстро стало известно. По картотеке описаний в департаменте полиции проходила некая В. Засулич, дочь дворянина Ивана Петровича Засулича, ранее привлекавшаяся по делу Нечаева. Разыскали мать подозреваемой, на свидании она опознала в преступнице свою дочь Веру Ивановну Засулич.
Весь Петербург обсуждал покушение на Трепова. Губернатор был плох, но вне опасности. Рассказывали, что на утешительные слова государя, навестившего Трепова в день покушения, старик ответил: «Эта пуля, быть может, предназначалась вам, ваше величество, и я счастлив, что принял ее за вас». Такое заверение очень не понравилось Александру II, государь больше у Трепова не был и вообще стал к нему заметно холодеть.
Событие 24 января произвело большое впечатление на всю Россию. Большинство не любивших Трепова и обвинявших его в продажности, в подавлении городского самоуправления.
Следствие по делу Засулич велось в быстром темпе и к концу февраля было окончено. По закону за подобные преступления полагалось от 15 до 20 лет тюремного заключения. Суд присяжных 12 апреля 1878 года полностью оправдал Засулич. «Оправдание Засулич происходило как будто в каком-то ужасном кошмарном сне, никто не мог понять, как могло состояться в зале суда самодержавной империи такое страшное глумление над государственными высшими слугами и столь наглое торжество крамолы», - писал князь В.П. Мещерский о процессе над Верой Засулич.
На следующий день после освобождения приговор был опротестован и полиция издала приказ о поимке Засулич, но она успела скрыться на конспиративной квартире и вскоре, чтобы избежать повторного ареста, была переправлена к своим друзьям в Швецию.
Первой из женщин-революционерок она испробовала метод индивидуального террора, но и первой же разочаровалась в его результативности.
В 1879 году она тайно вернулась из эмиграции в Россию. После распада в июне - августе «Земли и воли» примкнула к группе тех, кто сочувствовал взглядам Г.В. Плеханова. Засулич вместе с Плехановым участвовала в создании группы «Черный передел», они отрицали необходимость политической борьбы, не принимали террористической и заговорщической тактики, были сторонниками широкой агитации и пропаганды в массах. Они были убеждены в необходимости крестьянской революции.
Полиция разгромила «Черный передел», в январе 1880 года Засулич вновь была вынуждена эмигрировать, спасаясь от очередного ареста. Она уехала в Париж, где действовал политический «Красный Крест» - созданный П.Л. Лавровым зарубежный союз помощи политическим заключенным и ссыльным, ставивший целью сбор средств для них.
Находясь в Европе, она поняла утопичность народничества и стала убежденной сторонницей революционного марксизма, сблизилась с марксистами и в особенности с приехавшим в Женеву Плехановым. Там в 1883 году Засулич приняла участие в создании первой марксистской организации русских эмигрантов - группы «Освобождение труда». Засулич переводила труды Маркса и Энгельса на русский язык.
Засулич представляла российскую социал-демократию на трех конгрессах II Интернационала в 1896, 1900 и 1904 годах. Решительно отказавшись от прежних своих взглядов, вела пропаганду марксизма, отрицала террор - «следствие чувств и понятий, унаследованных от самодержавия».
На Втором съезде РСДРП в 1903 году примыкала к искровцам меньшинства; после съезда стала одним из лидеров меньшевизма. В 1905 году вернулась в Россию. После революции 1905 года в 1907–1910 годах была сторонницей ликвидации подпольных нелегальных партийных структур и создания легальной политической организации. Во время Первой мировой войны 1914–1918 годов занимала оборонческую позицию, то есть, в отличие от ратовавших за поражение России большевиков, выступала за защиту отечества.
Февральскую революцию 1917 года она расценила как буржуазно-демократическую, с иронией констатировав: «Социал-демократия не желает допустить к власти либералов, полагая, что единственный революционный хороший класс - это пролетариат, а все остальные - предатели». В марте 1917 года Засулич вошла в группу правых меньшевиков-оборонцев «Единство», которая выступала за продолжение войны до победного конца и поддержку Временного правительства.
Октябрьскую революцию 1917 года Засулич считала контрреволюционным переворотом, прервавшим нормальное политическое развитие буржуазно-демократической революции, и расценивала созданную большевиками систему советской власти зеркальным отражением царского режима. Она утверждала, что новое властвующее большинство просто «подмяло вымирающее от голода и вырождающееся с заткнутым ртом большинство». В.И. Ленин высоко оценивал её прежние революционные заслуги.
«Тяжело жить, не стоит жить», - жаловалась она, чувствуя неудовлетворённость прожитой жизнью, казнясь совершенными ею ошибками. Тяжело заболев, до последнего часа писала воспоминания, опубликованные посмертно.
Зимой 1919 года в её комнате случился пожар. Её приютили жившие в том же дворе две сестры, но у неё началось воспаление лёгких, и она скончалась.
Из книги Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей автора Костомаров Николай ИвановичИмператрица Анна Ивановна Петр всегда был милостив и родственно любезен с теми из своих кровных, которые, подобно брату его Ивану, сознавали свою малость пред ним, не мешались ни в какие политические дела и даже в делах, касавшихся их домашнего быта, поступали так, как было
Из книги Женщины на российском престоле автора Анисимов Евгений ВикторовичПомещица Ивановна И стала Анна Иоанновна жить-поживать в Петербурге.В 1732 году в Тайной канцелярии рассматривали дело солдата Ивана Седова. Он позволил себе оскорбительно прокомментировать рассказ товарища, наблюдавшего возле дворца замечательную сцену. Ее величество
Из книги Александр II. Весна России автора Каррер д’Анкосс ЭленВыстрел Веры Засулич На следующий день после окончания «процесса 193-х» представилась возможность оценить, насколько неудачной оказалась попытка навести страх на участников революционного движения. В этот день, 24 января 1878 г., двадцатисемилетняя девушка, смешавшись с
Из книги Тайны Старого и Нового света.Заговоры.Интриги.Мистификации. автора Черняк Ефим БорисовичАлчная Анна Ивановна Обер-разведчик Наполеона Шульмейстер сумел отличиться во время эрфуртского свидания французского и русского императоров (сентябрь 1808 года), организовав хорошо поставленное наблюдение за его участниками, и особенно, конечно, за царем Александром I.
Из книги Трагедия России. Цареубийство 1 марта 1881 г. автора Брюханов Владимир Андреевич3.6. Трепов и Вера Засулич В то время, как Александр II пребывал на Балканах - при штабе героически сражающейся русской армии, в России в спину ему наносился сильнейший политический удар - и мы имеем в виду отнюдь не революционеров.Удар наносился его собственным близким
автора Павловский Глеб Олегович62. Вера Засулич, Маша Коленкина и героические мужчины - В архиве Веры Засулич я прочел все ее письма, включая последние, где она проклинает друзей по партии, меньшевиков, за бесхарактерность. Это женщина, когда-то преданная Ленину, преданная им в буквальном смысле, и чего
Из книги Третьего тысячелетия не будет. Русская история игры с человечеством автора Павловский Глеб Олегович74. Тайная переписка с народниками. Письмо Маркса Вере Засулич - Помнишь, как в 1973-м ты размышлял на тему «континуума Маркса»? У тебя тогда начинался новый цикл рефлексий о Марксе и России.- Ну как же. Был эпизодик, я о нем узнал в ленинградском Доме Плеханова. Борис
автораМарфа Ивановна
Из книги Жизнь графа Дмитрия Милютина автора Петелин Виктор ВасильевичГлава 1 ОСВОБОЖДЕНИЕ ВЕРЫ ЗАСУЛИЧ ПРИСЯЖНЫМИ Война как бы осталась позади, еще шли переговоры с турками, султан писал письма Александру Второму, Тотлебен настаивал на очищении от турецких войск болгарских городов Варны и Шумлы, но в России уже происходили еще более
Из книги От неолита до Главлита автора Блюм Арлен ВикторовичВ. И. Засулич Слова не убить (…) Неустанной борьбой русские люди докажут - самим себе докажут, а это очень важно, - что, кроме деспотов и рабов, в России есть граждане, много граждан, дорожащих достоинством и честью своей страны, её свободой - больше, чем своим личным
Из книги Самоубийство империи. Терроризм и бюрократия. 1866–1916 автора Иконников-Галицкий Анджей А.Долгое эхо выстрела Веры Засулич Покушение Веры Засулич на петербургского градоначальника Трепова в 1878 году – один из самых знаменитых террористических актов в истории России. От других политических покушений его отличает удивительная простота и ясность сюжета.
Из книги Российская история в лицах автора Фортунатов Владимир Валентинович5.7.3. Засулич стреляла зря? В современной России у терроризма тяжелый шлейф: Буденновск, Москва, Беслан. Но было бы антиисторично ставить на одну доску террористов второй половины XIX в. и террористов конца XX – начала XXI в. Разные времена – разные терроризмы и террористы. На
Из книги История России. Смутное время автора Морозова Людмила ЕвгеньевнаМарфа Ивановна Марфа Ивановна (Ксения Ивановна Шестова) (? - 1631) - жена Ф. Н. Романова (Филарета) и мать царя Михаила Федоровича. Происходила из старомосковского боярского рода Морозовых-Салтыковых. Отец ее рано умер и оставил ей и старшей дочери хорошее приданое. В 1590 г.
Из книги Учитель автора Давыдов Алил НуратиновичАлла Ивановна Гаджиева Говоря о жизни и многогранной деятельности Булача Имадутдиновича, нужно отметить, что было бы невозможно сделать так много в жизни без крепкого «тыла», без большой и повседневной помощи во всех делах любимой супруги Аллы Ивановны.С 1953 года, когда
Из книги Полное собрание сочинений. Том 24. Сентябрь 1913 - март 1914 автора Ленин Владимир ИльичКак В. Засулич убивает ликвидаторство В № 8 «Живой Жизни»{15}, от 19 июля 1913 г., помещена замечательная статья В. Засулич в защиту ликвидаторства («По поводу одного вопроса»). Мы обращаем усиленное внимание всех, интересующихся вопросами рабочего движения и демократии, на
Из книги Сравнительное богословие. Книга 3 автора Коллектив авторов
Загрузка...